Сомнений нет, его встречают чекисты открыто, бессмысленно прикидываться эсером, подручным Антонова. Неужели он недооценил своих противников?

Парень тронул за рукав Добоша и указал на приближающийся вагон, в окне которого виднелся Соколов.

Добош повернулся, встретился глазами с Николаем Павловичем. И тревога, не дававшая спать всю дорогу, так отяжелила сердце Соколова, что оно сорвалось, пропустило удар и зачастило, зачастило.

Соколов схватил саквояж, в котором лежали его немудреные пожитки и подарки для Тони — тюбик губной помады, флакон духов — и поспешил к выходу.

Отвечая на рукопожатие, Соколов почти неслышно спросил:

— Тоня… Как там Тоня?

Добош молча снял фуражку. Обнажил голову и незнакомый светловолосый парень в короткой шинели.

— Когда это случилось? — голос Соколова вмиг охрип.

— Вчера…

— Я же просил дать ей охрану. Разве вы не получили телеграмму?

— Получили. — Добош нахлобучил фуражку. — Но опоздали. На пять минут… Короче, хозяйка слышала, как стучали в двери. У нее окно было открыто на первом этаже. Но она привыкла, что к вам часто приходят. Не обеспокоилась. Тоня спросила: «Кто там?» Ответили: «Свои! Не узнаете, Тонечка?» — «Не узнаю!» — «Мы от вашего мужа, откройте, записку его привезли из Москвы. Просил лично передать вам».

Тоня открыла и получила удар ножом.

Соколов собрал все силы, чтобы сдержать подступивший к горлу комок.

— Она не мучилась?

— Нет, финку всадили прямо в сердце. Опытные…

— Кто это сделал?

— Уголовники…

— Вы их взяли?

— Двоих. Третьего, видимо, главаря, уложили в перестрелке. Ребята так разгневались, еле удержали их. А то и те, двое, ничего бы не сказали. А ребята пошли бы под трибунал. И этот тоже, — Добош кивнул на парня.

Тот шмыгнул носом, совсем как мальчишка, и отвернулся от Соколова.

Соколов чувствовал, что вопросы — преграда слезам.

— Зачем бандюги это сделали?

— Божатся, что в малине назвал кто-то адрес, сказав, что там золота — горы! Но кто навел — не ведают. Ссылаются на убитого, он атаман, он вел, он все знал. — Добош помолчал. — Но несмышленышу ясно, что шли не на грабеж, а на преднамеренное убийство. Из кармана убитого главаря извлекли три тысячи рублей. Уложенные в конверт.

— Я пойду к Тоне… Можно? — Соколов как-то виновато посмотрел на Добоша.

— Позже… — обнял его Добош. — Прости, но дело прежде всего. Тебя ждет Ногин. После встречи с ним отвезем к Тоне. Ребята готовят похороны. Честь по чести, как полагается чекисту. С воинскими почестями… Пойдем в машину.

Соколов, как слепой, шагнул за Добошем, споткнулся о чей-то чемодан, фанерный, с висячим замком, каким обычно запирают сараи или двери домов.

Краснощекая баба, укутанная в белый платок, заорала:

— Барин какой! Обойти не можешь? Скоро по людям начнешь ступать! Что? Зенки бесстыжие с утра залил?

Соколов обернулся:

— Простите.

Что-то в нем поразило бабу или она женским сердцем почувствовала его состояние.

— Бог простит, — изменила она тон, — иди, иди, горемычный, — и перекрестила Соколова.

— Пойдем, пойдем, — вновь обнял его Добош и тоже, как кричавшая баба, поразился: в черные роскошные кудри Соколова врезались две широкие пряди седины.

Добош помнил, что еще несколько минут назад седых волос у Соколова не было.

Соколов распрямился, расправил плечи, словно сбрасывая невидимую тяжесть, и двинулся, будто отдирая ноги от земли.

— Как же мы могли так просчитаться? — горько выдохнул он.

Добош потер правую руку, словно она у него онемела.

— Просчитались с твоим однофамильцем — учеником Дюпарка.

— Как это выяснили?

— Вчера пришел с повинной инженер Федоров. Помнишь, мы разрабатывали старые связи Дюлонга? Вышли тогда на Федорова. Он частенько бывал у Дюлонга, раньше работал вместе в анонимной французской компании. Федоров и сказал, что Доменов переписывается с Дюлонгом. В дни, когда ты входил в организацию Пальчинского, Доменов через Федорова переправил во Францию письмо Дюлонгу: видимо, запрос о тебе. А Дюлонг — профессиональный разведчик. Подключил разведку. И узнал, что тот Соколов умер в Америке. Предупредить тебя уже не успели…

Ногин принял Добоша и Соколова без промедления.

— Держитесь, Николай Павлович! В горе для человека работа — как спасательный круг… Садитесь, докладывайте подробнее.

И Соколов с деталями описал последнее заседание «Клуба горных деятелей».

— Впрямь, заседание было у них последним, — заметил Ногин. — В Москве товарищи приступили к ликвидации верхушки «Клуба». Пора и нам.

Все трое склонились над столом. Соколов рисовал схему организации, объясняя: