На поляне постепенно установилась тишина. Наконец голова поднял правую руку и провозгласил:

– Ясное небо!

– Яркое солнце! – нестройным хором прозвучал ответ.

– Я приветствую вас, сидельцы моей деревни: Урбар – сын Замана, Дора – дочь Замана, Джамилла – дочь Замана, Брадур – сын Мегурта…

В селении Гибоо чтили традиции. В ожидании своего имени Хадыр размышлял о пользе обычаев – и не то чтобы именно о пользе, а скорее о том, нужны они или нет. Его отец, голова Говор, как правило, не церемонился – после ясного неба и яркого солнца сразу начиналась беседа. Хадыр привык к этому с детства и не любил перекличку.

– И гостей наших в лице Хадыра, сына Говора, родом из деревни Сангат.

– …Так стоит ли говорить, что фуд, лежавший передо мной, не являлся лишь предполагаемым источником сытости – он воплощал собой все желания и стремления, которые долгие годы жили во мне, и достаточно было надкусить этот плод, как наверняка произошло бы нечто удивительное. Однако, едва фуд оказался в моих руках, пришло понимание сложности задачи. Ладони мои коснулись чего-то твёрдого и, возможно, несокрушимого, ибо кожура этого необычного плода…

Вальхурт быстро прошёл по опушке к свободному грибу рядом с Хадыром.

– Давно ты здесь? – спросил он негромко, забравшись на пухлую шляпку.

– Третий день, – одними губами ответил Хадыр, не поворачиваясь.

– Что нового? Что в Сангате?

– Чила вышла замуж за Собарка и во время обряда ухитрилась подвернуть ногу. Я уезжал – она еще с падуном ходила. Вилару вчера приснилось слово «шикарность». Заману что-то не очень, а мне понравилось. Сочное такое, блестящее. А сегодня ему, видишь, фуд желаний привиделся. Странно, вроде старый уже, а всё каждый день снится что-нибудь…

– … гостя нашего Вальхурта – сына Штирта, родом из деревни Басра!

Кивки, приветствия, ясные небеса.

– …Мне сегодня тоже слово пришло, – добавил Хадыр. – Услышишь – упадёшь. Моя очередь уже совсем…

Его речь перекрыл зычный голос одной из сиделиц:

– …Спешу обрадовать вас, сидельцы Гибоо и люд колесный: я несу вам новое слово, прилетевшее ко мне с ночной песней.

Поляна затихла, напрягая слух.

– Мимикрия! – изрекла женщина, и грибы заурчали разноголосо, пробуя на зуб сочетание звуков. Хадыр и Вальхурт переглянулись: не то.

– Добрая дочь Мегурта, – приподнялся на своём ложе Урбар, сын головы. – Я не хотел бы огорчать тебя, но не впервые подобное прозвучало в поднебесном мире. Пришедшее к тебе сегодня слово, увы, существует на самом деле. Лишь немногие могут, порывшись в сумах своей памяти, вычерпать оттуда его точный смысл. Если я только не ошибаюсь, мимикрия – это особое искусство управления собственным лицом, с помощью которого можно, ничтожно изменив улыбку, выражение глаз и прочее, придать лицу форму лица совершенно чужого и не похожего на настоящее. Это древнее умение давно утеряно и, видимо, ушло безвозвратно…

Хадыр замер, ожидая разрешения говорить. Вальхурт, чувствуя, что у друга запасено действительно нечто необычное, напряжённо смотрел ему в затылок.

– Желает ли что-либо сказать наш гость из деревни Сангат добрый Хадыр, сын Говора? – Заман приглашающе взмахнул рукой.

– Достопочтенные сидельцы славной деревни Гибоо, – начал Хадыр. – Не однажды и не дважды колесачи находили на этой поляне ночлег и пищу – кому как не вам знать об этом. Много раз и меня дорога вела в деревню Гибоо, ведь я скитаюсь по миру и принадлежу к колесному люду. И как же приятно предвкушать в пути, что впереди тебя ждёт и гриб, и фуд, и тёплое приветствие добрых сидельцев. Это было так, так это и сейчас. И порой меня захлёстывало чувство стыда – ведь до сих пор не находилось способа отблагодарить за терпение и гостеприимство. Но вот настал час, ожидавшийся столь долго. Сегодняшней ночью погонщик ветра Алленторн вдохнул в меня слово, и я счастлив подарить его вам. Надеюсь, что у вас отныне не будет причин назвать любого из колесачей неблагодарным. Слушайте же!

Хадыр судорожно вдохнул воздух, секунду подержал в себе и выдохнул:

– Скала.

На несколько мгновений тишина затопила грибную поляну и вдруг лопнула, прорванная густым гулом восхищения.

Хадыр, сияя, обернулся к Вальхурту. Тот лишь ошарашенно развёл руками.

Удача, подумал Хадыр. Коротко и неповторимо. Все вокруг завидуют – и я бы завидовал тоже.

Вальхурт облизал ссохшиеся губы.

На другом краю деревни какая-то старуха, смуглая и костлявая, шепелявила, обращаясь к соседке:

– Я ж говорю – говоровская кровь! Такой сын – это счастье, счастье, говорю я тебе. Одна беда – сквозняк в голове. И что его тянет к колесачам?..

Настал сиреневый час, когда солнце ещё хватается за горизонт, а на востоке начинает слабо поблескивать Дорога Алленторна.

– Я завтра ухожу, – говорил Хадыр, глядя куда-то сквозь деревья. – Нет больше смысла ждать. Я знаю, как надо идти. До красного часа солнце должно быть справа, после – слева. Я почти уверен: Пустые Земли не так уж далеко. Но нужен твой совет: с какой дороги лучше сворачивать – с той, которая идёт на Арбу, или с той, что на Папирус? Ты ведь знаешь расположение деревень.