Неожиданно его зеленые глаза впились в нее, а сам он встал и протянул ей руку.

Этого я уже не вынесу, подумала она, но все-таки встала с дивана. Его рука. Она держала ее в своей. Ощущала его кожу.

— Здравствуй, Руфь.

— Здравствуй, — с трудом выдавила она.

— Я не стану мешать, хотел только поздороваться с тобой. Вот уж не думал, что встречу тебя здесь, но, может быть, ты часто бываешь в Осло?

Он говорил тихо и все еще держал ее руку.

— Нет, — проговорила она, не зная, что ему сказать. Он смотрел на их руки, потом отпустил ее, и они одновременно сели. Руфь сосредоточила свое внимание на бороде Биргера. Она слегка вилась по бокам и в свете ресторана казалась почти розовой.

Руфь чуть передвинулась, чтобы не встречаться с Гормом глазами. Но теперь ей стало трудно смотреть в глаза Биргеру. Она попыталась откинуться на спинку дивана, чтобы Горм не мог видеть ее, но он сидел лицом к ней всего в метре от неё.

Она раскрыла сумочку, проверила, на месте ли записная книжка, ключи и носовой платок. Все было на месте.

Биргер заговорил об Эгоне Шиле, о котором Руфь рассказывала ему, пока они ехали сюда из музея Мунка. Ему хотелось посмотреть картины Шиле, пусть даже это будут репродукции на почтовых открытках.

Руфь кивнула и хотела сказать, что могла бы в следующий раз захватить с собой альбом Шиле, но это мгновенно вылетело у нее из головы.

Рука Горма лежала на подлокотнике. Гладкое обручальное кольцо делило безымянный палец на две части. Толстый спутник Горма заказал два виски и больше ничего — они поели в другом месте. Горм поднял руку и поправил: одно пиво и одно виски.

— Я забыл, что ты любитель пива, — загрохотал толстый.

— Это сильное преувеличение, но после такого долгого совещания мне хочется пить.

— Я уже говорил, что терпеть не могу эти сети магазинов. Мы должны производить товар за границей. Вот в чем будущее. Тебе нужно отказаться от этой норвежской мелочи, Горм. Настоящего дохода ты от этого не получишь.

Биргер пытался завладеть вниманием Руфи. Спросил ее о чем-то, но она тут же забыла его вопрос.

— Прости, что ты сказал?

— Ты его хорошо знаешь? — тихо спросил Биргер и наклонился к ней.

— Кого?

Он незаметно кивнул на соседний столик.

— Нет, не очень, — пробормотала она.

— А мне показалось…

Им принесли заказ. Лосось с горчичным соусом и картофельным пюре. Теперь он будет смотреть, как я ем, подумала Руфь, не зная, как себя вести. Официант принес на соседний столик пиво и виски, налил ей с Биргером белого вина и ушел.

— Просто невероятно, что я сижу здесь и беседую с человеком, который меня понимает, — тихо сказал Биргер, снова наклонившись к ней через столик.

— Спасибо, я тоже подумала об этом, — ответила Руфь, она ела, не поднимая глаз.

— Все-таки у Мунка самое лучшее «Ревность», — сказал он.

— «Ревность»?

В ту же минуту толстяк на соседнем диване произнес имя Турид.

— Это все живопись! Она вдруг открывает человеку его худшие стороны. — Биргер пристально смотрел на Руфь.

— Да. — Руфь пыталась заставить себя смотреть на Биргера.

— А что произвело на тебя самое сильное впечатление? Она постаралась вспомнить. Горм держал в руке стакан с пивом. Пена перелилась через край и текла у него между пальцами, но он как будто не замечал этого. Низ живота у Руфи налился тяжестью. Наконец Горм поднял стакан и, опустив глаза, стал пить. Что-то в его ноздрях и веках казалось беззащитным.

— По — моему… Кажется, эта картина называется «Модель в халате». Мне бы хотелось… — пробормотала она.

Толстяк болтал без умолку, Руфь услыхала слова: «твоя жена Турид». Горм кивнул ему, с чем-то соглашаясь. Руфь рассматривала медную женскую головку на подлокотнике дивана.

— Спасибо, передам, — сказал Горм.

Она быстро взглянула на него. Почему у него такая принужденная улыбка и голос?

— Эта картина напомнила мне о Шиле, она такая же откровенная, — сказала Руфь и под столом сложила салфетку треугольником. Она вспомнила тот день, когда увидела в газете свадебную фотографию Турид и Горма. Леденящее, раздирающее душу сообщение об их свадьбе больно задело ее.

— Почему ты не привез ее в мою усадьбу в Сёрланне? Она бы понравилась моей жене, — сказал толстяк и высунул голову из ниши, в которой стоял диван.

Горм что-то ответил, Руфь не разобрала. Ее охватила темная безнадежность.

— Извини, я на минутку, — сказала она Биргеру, взяла свою сумочку и встала.

Проходя мимо Горма, она почувствовала его глаза на своём теле. Проход был узкий. Он встал и с легким поклоном отодвинул свой стул.

— Спасибо, — быстро сказала она и только у самого выхода заметила, что не дышит.