Он стоял на улице и думал о Руфи. Мысли его были сбивчивы. Но он видел ее перед собой. Совершенно отчетливо. Ему показалось, что внутри у него бездонная пустота, и поэтому он не мог заставить себя снова войти внутрь.

Мать вышла из молельного дома доброй и умиротворенной.

— Какой божественный вечер! Спасибо, что ты пошел со мной, — сказала она.

Горм промолчал. В саду качалась рябина. Дул сильный ветер.

— Хвала Господу, Который посылает нам таких людей, как Дагфинн Нессет. С ними легче нести свое одиночество. Милый Горм, жизнь все-таки имеет смысл. Надо только отказаться от мамоны [9] и гордыни. И предать себя в руки Господа. Я должна поделиться этим с тобой. Ближе тебя у меня никого нет. Ты меня понимаешь, Горм?

— Да, мама.

— Я знаю, что прошу слишком многого, но, пожалуйста, не говори об этом отцу. Я не прошу, чтобы ты солгал, если он спросит тебя, дело не в этом.

Горм молчал.

— Мне нужно было объяснить ему, почему ты не хочешь конфирмоваться, он так на этом настаивал. Ты помнишь? Его беспокоило, что скажет бабушка. Отец не все понимает. У него столько забот. Давай оставим это между нами, ладно?

— Хорошо, я ничего не скажу, если он меня не спросит, — сказал Горм, удивляясь, что мать не замечает собственной лжи.

Не надо было ему заботиться о матери. Надо было остаться внутри, пока Руфь не освободится и не сможет поговорить с ним. В следующий раз, когда он встретит ее, он предложит ей пойти куда-нибудь, где им не будут мешать. Тогда они смогут поговорить о разных вещах. Или он предложит ей сходить в кино. А она посмотрит на него своими черными серьезными глазами и скажет, что это было бы замечательно. Так он и сделает.

— Я тут кое-что скопила, и, думаю, сейчас, пока я еще жива, самое время сказать вам, как мне по душе распорядиться этими деньгами.

Они сидели в доме у бабушки и делили яйца чаек, которые насобирали за выходные. Из мужчин присутствовал только дядя Арон. Но женщины и дети внимательно слушали бабушку. Руфь знала, что бабушка собирается им объявить. Она смотрела на крапчатые яйца и избегала встречаться глазами с родными.

— Нашей Руфи стукнуло шестнадцать, и я считаю, что ей следует учиться дальше, пусть закончит реальную школу. Не думайте, что я люблю Руфь больше, чем всех вас, но девочка не способна ни к чему, кроме чтения книг. И еще, конечно, рисования. Я долго думала, кому из нашего рода следует учиться дальше, и не нашла никого, кто был бы неспособен заняться каким-нибудь другим делом. Никого, кроме Руфи.

Все дети уставились на Руфь. Мать ложкой опустила яйцо и кипящую воду. Тетя Рутта медленно сняла передник и повесила над плитой сушиться.

По всей комнате в ведерках и мисках лежали зеленоватые яйца. В этом году сбор удался на славу. Яйца разделили по количеству ртов в каждом хозяйстве. Тетя Рутта и дядя Арон всегда получали больше, и, тем не менее, не каждый год яиц было столько, чтобы каждому из детей досталось по яйцу. Бабушка жила одна, но ей всегда выделяли не меньше пяти яиц. Таков был закон. А значит, дети, не получившие яйца дома, получали его у бабушки.

Дядя Арон курил у окна. Щеки у него провалились. Он громко сосал трубку.

— Хорошая мысль, мама. У Руфи есть способности, я видел ее тетради, — сказал дядя Арон. Он единственный, кроме бабушки, интересовался школьными успехами Руфи.

Мать опустила в кастрюлю второе яйцо. Добычу следовало попробовать незамедлительно. Так они поступали всегда. Комната заполнилась паром. Окна стали матовыми, и капли прокладывали дорожки по гладкой поверхности стекла.

— Йорген останется один, если Руфь уедет, — послышался у плиты голос матери.

Руфь почувствовала вялость во всем теле. Про ненависть она только читала, но тут же решила, что если она что-нибудь и ненавидит, то это голос матери, произнесший слова: «Йорген останется один, если Руфь уедет».

— Лучше бы ты сохранила эти деньги для себя, мама, — сказала тетя Рутта. — Девочки так или иначе все равно выйдут замуж. Мои вот вышли, выйдет и Руфь. Тратиться на них, все равно что бросать деньги в окно. С природой не поспоришь.

Руфь подумала об Эли, которая вышла замуж еще до того, как Руфь конфирмовалась. Теперь она жила где-то в Мере и изредка писала матери о погоде и о том, что дома у нее холодно. Брит вышла замуж совсем недавно и жила на втором этаже в доме родителей мужа в Берете. Она ждала первого ребенка и не участвовала в нынешнем сборе яиц. Сейчас она сидела на табуретке и вязала что-то светло-зеленое. Так что тетя Рутта была права. С природой не поспоришь.

Все женщины на Острове после конфирмации сидели и чего-то ждали. Ждали лета и танцев в клубе. Ждали попутного транспорта, ждали, когда они выйдут замуж, ждали ребенка. Ждали посылки или письма. Потом они ждали, чтобы прошло Рождество или стих ветер.

Бабушка единственная давно перестала ждать. Или, вернее, она всегда спорила с природой, хотя тоже была замужем и имела детей. Когда Руфь однажды сказала бабушке, что не хотела бы прожить всю жизнь на Острове, бабушка ее поддержала. Она не раз говорила, что Руфь назвали в честь женщины, которой пришлось пасть ниц, чтобы выйти замуж. Бабушка как будто забыла, о чем говорилось в той истории.