Шрифт:
Горм не понимал, как он мог принять ее за Руфь. «Будь осторожнее, — говорил он себе, ты не способен отличить одну девушку от другой». Несколько раз, сидя и глядя на Элсе, он спрашивал себя: «Почему я здесь?»
И это все? — думал он, и ему становилось стыдно за свои мысли. — И ничего больше?
Глава 10
В последнее воскресенье июня Руфь вернулась с Материка.
Она привезла с собой много картонных коробок с вещами, потому что реальную школу она уже кончила. Йоргена нигде не было видно, и она спросила о нем у первого, кто попался ей на глаза.
— Йорген теперь день и ночь пропадает у англичанина, — сказал Педер Почтарь и бросил через поручни свой полосатый мешок, потому что пароход, прогудев, собирался отойти от пристани.
Йорген спустился по склону вместе с собакой, привязанной к ручке тележки. При виде Руфи он расплылся в улыбке, кинул тележку и бросился к ней с распростертыми объятиями. Руфь позволила ему тормошить и тискать себя, стараясь понять то, что он говорил ей.
— Чья это собака?
— Майкла! И Йоргена! — Он снова обнял ее.
Потом внимательно осмотрел рукава и воротник ее пальто. Карманы. Вывернул наружу клетчатую подкладку и восхитился ею. Подобрал носовой платок и мелочь, выпавшие из кармана. Снова запихнул их в карман.
Собака тоже захотела участвовать в общей радости и прыгала на Руфь. Йорген словно очнулся.
— Эгон! Лежать! — властно крикнул он и выпрямился.
Руфь не могла опомниться от удивления: Йорген отдал приказ! Большой собаке! И она повиновалась ему!
Они поднимались с пристани вместе с кучкой прибывших. Йорген вез на тележке вещи Руфи, собака бежала рядом с тележкой. Он старался, чтобы между ним с Руфью и остальными все время находилась собака. Иногда он останавливался, обнимал Руфь за плечи и улыбался.
— Руфь! Не уедешь?
— Нет! Пошли! — Она дружески подтолкнула его.
Он засмеялся, поставил тележку и вытащил что-то из кармана. Это была маленькая деревянная собачка. Белая, с черными пятнами. Ее легко можно было зажать в кулаке.
— Спасибо, она очень красивая, — сказала Руфь.
Йорген, смеясь, откинул голову:
— Не уедешь! Нет!
В корзине у Руфи лежали продукты, приготовленные бабушкой для англичанина: яйца, молоко, хлеб. Клетчатое платье шло ей. Она унаследовала его от Эли, располневшей после родов. Однако платье было еще вполне модным. Стоял теплый июньский день, и платье под черным лакированным поясом стало влажным от пота.
Привязанная у дома собака начала лаять. Но Руфь не боялась собаки, с которой у Йоргена такие дружеские отношения. Она смело подошла ближе.
На пороге показался англичанин, в руке он держал две кисти. Смуглое, обветренное лицо обрамляли густые волосы и борода. Руфь ни у кого не видела таких густых волос. Довольно длинные, вьющиеся локонами. Когда-то и борода, и волосы были темные, теперь они поседели. Ему было за тридцать, а может, и все сорок.
Рубашка и штаны были в краске. Синие, лиловые пятна. Пуговицы отсутствовали. Но он запахнул рубашку на груди и прижал ее широкими подтяжками из темно-коричневой кожи. Казалось, будто подтяжки держат не только штаны и рубашку, но и его самого.
Своим взглядом англичанин словно сорвал с нее платье и повесил его на ветвистую березу всем на обозрение. Руфь невольно покраснела, однако протянула ему бабушкину корзину и сказала:
— Пожалуйста, это вам.
Он принял корзину и что-то буркнул по-английски. Слова были какие-то бугристые. Руфь ощутила странный запах. Масляные краски, скипидар? Он отступил в сторону, словно приглашал ее зайти в дом. Поручение было выполнено, продукты переданы. Но, не успев подумать, Руфь протиснулась мимо художника и вошла в дом.
Там царили сумерки. Окна были слишком маленькие. Неужели они всегда были такие маленькие? Кругом стояли картины. Небольшой кухонный стол был завален тюбиками с краской и кистями. Руфь подошла к двум самым большим картинам и присела на корточки. На одной была изображена странная гора — совсем не похожая на гору, она, тем не менее, несомненно, была горой. И дом, словно вывернутый наизнанку. Яркие краски.
На другой картине был изображен человек. Йорген! Англичанин написал Йоргена! Он увидел ее брата, которого никто не считал за человека, и ему показалось, что Йорген достаточно хорош, чтобы изобразить его на картине. На большой картине.
Англичанин грозной тенью застыл в дверях. Из-за солнечного света он казался черным. Он подошел поближе, блеснули глаза и зубы.
Взгляд Руфи сосредоточился на его щиколотках. Голые ноги в изношенных сандалиях. Он уже давно не подстригал ногти на ногах. Они были слишком длинные. Может, ему такое даже не приходит в голову? Если у человека столько холстов, столько кистей и тюбиков с краской, ему не до ногтей на ногах.
Она перевела взгляд на портрет Йоргена. «О-о-о!» — выдохнула она. Это было только дыхание.