— Я должен подумать. — Он покосился на Шайне. — Прикажи отвести меня в камеру.

— В этом нет необходимости, — щедро махнул рукой Гюнтер, — мы верим в твое здравомыслие, Элигор. Вероника проводит тебя в свой кабинет и поведает о тех изменениях, которые произошли в мире. Мы ждем тебя через час.

Гиперборейцы молча, не поклонившись и не проявив никаких иных форм уважения, вышли из тронного зала.

— Твой кабинет прослушивается? — тихо спросил Элигор.

Они поднялись на несколько этажей и теперь шли по длинному коридору, направляясь к покоям Вероники.

Девушка молча кивнула в ответ и тут же, едва слышно пробормотала:

— Ты был великолепен, воин, даже Азаг-Тот не сыграл бы эту роль более убедительно.

Гипербореец быстро огляделся и, убедившись, что в коридоре пусто, стремительно опустился на колени и поцеловал девушке руку:

— Прими мою покорность и мою ненависть, Тасмит. Прости, что мне пришлось оскорбить тебя.

— Так было нужно, — прошептала ведьма. — Так было нужно.

— Красномордый урод, — устало буркнул великий магистр. — Неужели действительно нельзя было вытащить из Бестиария менее фанатичного адепта Азаг-Тота?

— У него нет менее фанатичных сторонников, — пожал плечами Гюнтер. — Нам еще повезло, что Вероника стала гиперборейской ведьмой благодаря перерождению: философия Кадаф чужда ей.

— Ты уверен?

Шайне самоуверенно улыбнулся:

— Я провел с ней достаточно много времени, чтобы убедиться, что Вероника обычный и очень перепуганный чел.

— Надеюсь, ты прав.

Гюнтер понял, что пора уходить, но не смог не задать мучивший его вопрос:

— Признаться, повелитель, предложение, которое вы сделали мерзавцу Кадаф, удивило меня. Вы действительно позволите им возродить Гиперборею?

Де Сент-Каре поморщился:

— Это будет зависеть от того, как твари Азаг-Тота станут воевать за нас. Если они докажут свою лояльность и управляемость, то я всерьез подумаю о предоставлении им определенной автономии — рано или поздно нам опять могут понадобиться штурмовые войска.

— Вы смотрите далеко вперед, повелитель, — пробормотал Шайне.

— Это моя обязанность. — Леонард помолчал. — А в случае неприятностей мы с легкостью раздавим гиперборейцев силами гвардии — рыцари недолюбливают тварей Кадаф.

— Это точно, — хохотнул Шайне.

Великий магистр внимательно посмотрел на капитана.

— Скажи, Гюнтер, как воины отнеслись к перспективе союза с ублюдками Азаг-Тота?

— Как солдаты! — уверенно заявил мастер войны. — Каждый рыцарь понимает, что интересы Ордена требуют гибкой политики.

— Это точно?

— Абсолютно.

Сон не шел. Не приходил, отгоняемый тяжелыми мыслями, не приносил успокоения в душу. Помучившись с полчаса, Рик Бамбарда сдался, перевернулся на спину и, не зажигая свет, уставился в черный потолок. В памяти вновь всплывали события прошедшего дня.

Впервые в жизни рыцарь, командор войны Бамбарда был озадачен. И не просто озадачен — он пребывал в полнейшем замешательстве. Услышанное на совещании у нового капитана гвардии не понравилось старому служаке. Очень не понравилось, а хуже всего то, что он должен был довести эту новость до подчиненных своими словами, а если уж быть до конца откровенным, то самому Рику требовалось не меньше дня, чтобы осознать, а главное — принять эту новость. Но времени не было. Был приказ. А командор войны Бамбарда не зря служил в гвардии почти сотню лет — что такое приказ, он понимал очень хорошо.

Приказы надо выполнять.

Рик вернулся в казарму, вызвал своих гвардейцев в комнату совещаний, вытянулся у стены и молча застыл, пытаясь собрать воедино пляшущие мысли. Он знал, что в расположении гвардии проходят десятки подобных совещаний. Каждый лейтенант, каждый рыцарь, командор войны получил приказ и должен был довести его до сведения подчиненных. Бамбарда с огромным удовольствием послал бы своих гвардейцев к какому-нибудь другому лейтенанту, да и сам бы послушал, чего греха таить, но командир не должен малодушничать ни в каких ситуациях.

— Господа гвардейцы! — Рик откашлялся. — Стало быть, наш вождь, великий магистр, повелел, э-э… довести до вашего сведения… э-э… следующее.

Речь была выстроена только до этого предела. Что и как говорить дальше, Бамбарда не представлял, но карие глаза гвардейцев, не отрываясь, смотрели на него. Да и приказ…

«Будь оно все проклято!»

— Как вы знаете, наш… э-э…

Гюнтер Шайне требовал, чтобы следующая фраза звучала так: «как вы знаете, мастер войны Франц де Гир запятнал свое имя трусливым поведением», но Рик, как ни старался, не смог произнести этот бред. Франц — трус?! Герой целой кучи войн? Чушь! Поэтому Бамбарда снова сбился и промямлил: