Шрифт:
–Если она говорит, что умеет, значит, действительно умеет, – эхом откликнулся Фрейзе, стоя в дверях конюшни. – Я, например, могу засвидетельствовать: драться она умеет, как настоящий варвар. И ее вполне можно хоть сейчас включить в состав отряда лучников. Разве ж знатные дамы так себя ведут? Разумеется, нет!
Лука сперва посмотрел на обиженную физиономию Фрейзе, потом перевел взгляд на Ишрак и сказал:
–Если ты действительно сможешь привести наказание в исполнение, то я назначу тебя палачом и в свое время передам тебе стрелу с серебряным наконечником. Сам я из большого лука стрелять не умею. У нас в монастыре никто этим талантом не обладал, да у меня и тяги к нему никакой не было. Кроме того, насколько я понимаю, здесь больше никто этого сделать не сможет.
Ишрак кивнула и пояснила:
–Я сумею попасть в оборотня, хоть он и очень маленький, прямо со стены, даже если он укроется в дальнем конце арены.
–Ты уверена? – спросил Лука.
–Безусловно. И не промахнусь.
Лука повернулся к старосте и двум сопровождавшим его крестьянам.
–Я буду наблюдать за чудовищем в течение всего дня и с момента восхода луны, – сказал он. – Как только я увижу, что оно превращается в волка, я сразу же непременно дам вам знать. Но вы все в любом случае приходите сюда к полуночи. Если я решу, что оборотень действительно превратился в волка – настоящего волка как по обличью, так и по сути своей, – тогда эта молодая женщина, на время став палачом, выстрелит в него из большого лука серебряной стрелой, которую вы принесете. Но случится это не раньше полуночи. А потом вы сможете похоронить его так, как сочтете нужным.
–Договорились! – Староста уже повернулся, намереваясь уйти, но неожиданно остановился и спросил: – А что, если он в волка не превратится? Что будет тогда? Что, если он останется таким, как сейчас, – вроде бы и похожим на волка, только уж больно маленьким?
–Тогда нам придется решать, к какому виду животных он принадлежит и что с ним можно сделать, – сказал Лука. – Если он окажется просто диким животным, невинной тварью, созданной Богом и по Его велению бегающей на свободе, тогда я, возможно, прикажу отпустить его в лес.
–А может, тогда применить к нему пытку? – предложил один из крестьян.
–Нет, я испытаю его Словом Божьим, – сказал Лука. – Мне поручено вести расследование, и я поступлю так, как считаю нужным. Но прежде я соберу все свидетельства, изучу все записи и только тогда буду решать, кто он и как с ним быть. И потом, я хочу выяснить – в том числе и удовлетворяя собственное любопытство, – что это за зверь такой. В одном вы можете быть совершенно уверены: я не позволю, чтобы оборотень снова угрожал вам и вашим семьям. Правосудие осуществится; справедливость восторжествует, и вашим детям никогда больше не будет грозить опасность.
Ишрак посмотрела в сторону конюшни: она ожидала, что Фрейзе сейчас признается, что этот «зверь» умеет говорить по-человечьи, но взгляд, которым ее наградил Фрейзе, по-прежнему стоя в дверях конюшни, не выражал ровным счетом ничего; это был взгляд самого тупого из слуг, который мало что знает и понимает и, разумеется, никогда не высказывает собственного мнения, особенно если этим мнением никто не интересуется.
В полдень из кафедрального собора Пескары прибыл епископ, преодолев для этого путь длиной в целый день. Приехал он на белом муле в сопровождении четырех священников, пяти ученых и нескольких слуг. Лука встретил его на пороге гостиницы и приветствовал со всей любезностью, на какую только был способен. Ему было тошно, и он ничего не мог с собой поделать: он прекрасно понимал, что прибытие этого епископа, одетого в пурпур, мгновенно ставит его самого на низшую ступеньку в расследовании этого дела, и Лука чувствовал себя униженным. По сравнению с ним, мальчишкой, этот пятидесятилетний дородный служитель церкви выглядел куда более достойно; к тому же при нем было девять человек советников и немало слуг.
Фрейзе тем временем попытался приободрить расстроенную кухарку, убеждая ее, что все это так или иначе уже сегодня ночью закончится и ей нужно будет приготовить всего один хороший обед, хотя и для немалого количества людей.
–Никогда к нам столько знатных донов одновременно не заглядывало! – ужасалась кухарка. – Мне придется еще у кого-то кур прикупить, а у Ионы выпросить того поросенка, которого он на прошлой неделе зарезал.
–Не бойся, я тебе и на кухне помогу, и на стол подам, – пообещал Фрейзе. – Я сам буду относить наверх блюда с кушаньями и накладывать еду господам на тарелки. При этом я постараюсь громко провозглашать название каждого нового блюда, и поверь, это будет звучать просто великолепно.
–Господь свидетель, ты только и делаешь, что сам ешь да еду воруешь для этого оборотня! Он мне тут куда больше беспокойства доставляет, чем когда в лесу обретался.
–Так, может, его отпустить стоит, как ты полагаешь? – игриво спросил Фрейзе.
Кухарка перекрестилась.
–Свят, свят, свят! Нет уж! Ведь это он сынишку синьоры Фейрли унес! Она, бедняжка, так и не оправилась от горя. Да и на прошлой неделе у нас в деревне ягненок пропал, а две недели назад – несушка прямо со двора. Нет, чем скорее его прикончат, тем лучше. Лучше б твой хозяин сразу приказал его убить, не то деревенские бунт поднимут. Можешь передать ему это от меня. К нам сюда разные люди приходят, иной раз и пастухи с верхних ферм, так вот они – люди суровые, вряд ли они каких-то чужаков по головке поглядят, если те скажут, что оборотня пощадить надо. Твой хозяин должен понимать: в наших краях у оборотня может быть только один конец, так что он непременно умереть должен.
–Могу я взять для него эту кость от окорока? – спросил Фрейзе.
–А из чего ж я тогда буду варить суп для епископского обеда?
–Так на ней же ничего не осталось! – убеждал ее Фрейзе. – Отдай ее лучше мне, я этого зверя покормлю. А у тебя еще одна такая будет – от того поросенка, которого ваш Иона прирезал.
–Ладно, бери, – нетерпеливо отмахнулась она. – Только убирайся отсюда, не мешай мне готовить.
–Я скоро вернусь и тебе помогать стану, вот только зверя покормлю, – пообещал Фрейзе, но кухарка лишь руками замахала, выгоняя его из кухни.