Рассаживание людей в зале собрания — тема для особого социологического исследования. Как бы ни был устроен зал, какую бы публику ни загнали в него, какая бы ни была тема собрания, имеется устойчивая и строго объективная тенденция рассаживания. И если эта группа людей в этом зале собирается регулярно, распределение людей по местам становится все более определенным и устойчивым. Причем доминирующая роль при этом принадлежит факторам сугубо социальным, а не каким-то иным. Возьмите одно такое собрание, опишите точно, кто и где сидит, и вы получите общую характеристику нашего общества в самых его главных чертах. Я не могу понять, почему наши социологи Упускают такую прекрасную возможность.

И вот в тот самый момент, когда я издал один из своих знаменитых вскриков (я как раз был близок к цели), когда захихикало левое прогрессивное крыло и зашипело правое реакционное, когда председатель нажал кнопку звонка и призвал к порядку, в моем сонном мозгу как ослепительная молния в черном небе мелькнула мысль: какой колоссальный прогресс во всем произошел, а спим мы до сих пор так же, как спали наши пещерные предки. Спим, и все тут. Спим как само собой спится. Даже не спим, а дрыхнем, кемарим, добираем. Мысль эта меня настолько поразила, что я не утерпел и поделился ею с соседом. Тот вытаращил на меня глаза и сказал, что я — дремучий лапоть. В марксистской философии проблема сна давно решена. В нашей советской науке академик Павлов и его ученики подвели под марксистскую сонологию естественнонаучную базу, досконально исследовав человеческие сны на собаках. И между нами говоря, Фрейд тоже кое-что сделал. Он, конечно, не совсем того, пойми меня правильно. А местами он совсем не того, но в общем и вообще... Не дождавшись окончания мысли соседа, я снова погрузился в сон, причем в тот же самый, как я и хотел, и в то же самое место его, на котором остановился!! На сей раз я решил довести свое намерение до логического конца. Но... опять это нелепое «но»! В это самое время начали обсуждать формулировку приветственного послания Генсеку по поводу присуждения ему Ленинской премии по литературе за воспоминания о своей руководящей роли во всей прошлой и будущей истории. Возникла острая дискуссия в связи с формой обращения к Генсеку. Правое крыло настаивало на обращении «родной Вы наш», а левое — на «дорогой ты наш». Очнувшись ото сна, я предложил примирительный вариант — «любезный». Но меня истолковали превратно и поставили на вид, правда на сей раз без занесения в учетную карточку. После собрания представители левого крыла жали мне руку за проявленное мужество и делали намеки на то, чтобы я возглавил.

По дороге домой я понял с полной ясностью первую истину своей будущей сонологии: сны можно вызывать по своему желанию, можно их повторять и продолжать. А раз это возможно, то почему бы не научиться в таких снах добиваться желаемого?! Добравшись до кровати, я сразу же завалился спать, вызвал опять сон с аппетитной сотрудницей из реферативного отдела и добился желаемого. Закрепив свой первый успех, я тут же решил взяться за задачку потруднее: вызвать Венеру Милосскую и соблазнить ее. И тут же убедился, что для решения проблемы такого масштаба нужна солидная теоретическая и практическая подготовка. Но это уже дело наживное. Главное же принципиальное открытие сделано: возможен сон по желанию, причем активный.

Хотя за день мы вымотались основательно, нам почему-то не спится. Дон и МНС ведут дискуссию на тему о сущности человека. Мы суть ничтожные червяки, утверждает Дон, а воображаем себя венцом творения. И выпендриваемся всячески. И огонь в груди ощущаем. Отсюда и происходят все неприятности. Мы так сложились исторически, утверждает МНС, что не можем не выпендриваться. Мы и есть венец творения, но нас вынуждают быть ничтожными червяками. И огонь в груди у нас не случайность и не выдумка гнилых интеллигентов.

Ночью глухою

И суетным днем,

Бывает, горю я

Незримым огнем.

Бывает, признается Дон. Я это в себе тоже замечал. Идешь иной раз по улице. И вдруг в душе некое кипение начинается. Эх, думаешь, сейчас в морду кому-нибудь врезать бы или стекло вышибить бы! Ты это имеешь в виду? Примерно это, говорит МНС. А ты, оказывается, стишками балуешься, говорит Дон. Это не я, говорит МНС, а мой друг, Поэт.

Это ни к чему, говорит Дон. Нам от своих современников спасения нет. Это и есть обращение к современникам, говорит МНС, только в поэтической форме.

Я им говорю:

Успокоились рано!

Заполнила землю

Орда басурманов.

Это для меня слишком заумно, говорит Дон. Давай что-нибудь попроще.

Потеряна честь.

И поругана вера.

И много для юных

Дурного примера.

Чего-чего, а этого хватает, соглашается Дон. Еще несколько лет, и мы обставим Запад по всем формам разврата. И для чего же твой друг будит рыцарей прошлого?

Доспехи наденьте!

Мечи наточите!

За веру и правду

Сражаться скачите!

Хотел бы я посмотреть, как этот твой Поэт скачет за правду сражаться, говорит Дон. Он что, диссидент?

Наполните землю

Благими делами!

Пусть в душах воскреснет

Незримое пламя!

И этот зовет, чтобы из искры возгорелось пламя, ворчит Дон. Ему новой революции захотелось? А это еще что за чучело?! Это он, сказал МНС.

Мы все взглянули в открытые ворота сарая и увидели в них фантастическое существо. Лицо у него расплылось в улыбке от уха до уха. Глаза сверкали ярче, чем огоньки сигарет в темноте сарая. Из карманов его пальто торчали горлышки бутылок. Под мышкой он держал пару московских батонов белого хлеба. Подъем! — весело заорало существо. Есть выпивон и закусон! И свежие анекдоты! Мы немедленно вняли зову посланца Небес. Зажгли свечку. И в сарае наступило божественное благолепие. Посланец Бога сыпал анекдотами, каламбурами, сплетнями о высших лицах, былями о диссидентах. Мы просидели до самого рассвета, ощутив на миг сладостное братство близких существ. Казалось, будто мы — одинокие странники космоса, и наши жизненные линии пересеклись на это короткое время и вот сейчас разойдутся навеки. От этого ощущения было очень тоскливо. Странно, подумал я, мы живем все и всегда вместе, но гак редко встречаемся друг с другом на уровне наших душ.