Ленин (задумчиво). А о ком тут не говорят, что он — агент охранки? И про меня тоже слухи подобные распускают. Ну и что? А если даже так, какое это имеет значение?! Ради революции я готов иметь дело хоть с самим начальником охранки. Это, по крайней мере, настоящее дело. Я думаю, что охранка не прочь кое в чем нам посодействовать. Эти кретины до сих пор считают самыми опасными врагами существующего строя не нас, а социалистов-революционеров. Пусть думают так, это нам на руку.

Крупская. Но у этого... армянина на уме грабежи да убийства!

Ленин. Это хорошо! Без этого революций не бывает Пусть эти бандиты послужат делу освобождения человечества. Когда революция закончится, мы очистим подошвы наших ног от этой грязи и смоем кровь с наших рук И войдем в светлое здание коммунизма без этой мерзости. А пока без них нельзя. Нам нужны боевые отряды оружие, каналы связи, конспиративные квартиры... Нужно подкупать одних, дискредитировать других, устранять третьих... И деньги. Много денег! Начинать надо с денег. Прошу тебя, поиграй мне что-нибудь из Бетховена!

Автор. Об этом разговоре мне потом рассказывал сам Сталин. Он при этом сообщил о выражениях, которые употреблял Ленин в этом разговоре. Но я не решился привести их тут — неприлично, да никто и не поверил бы в правдивость описания. Удивительная вещь — время. Оно проходит, и точное описание события начинает восприниматься как ложь, а самая невероятная ложь кажется наиболее правдоподобной.

Сталин (выйдя на улицу, говорит самому себе). Они смотрят на Нас как на неизбежное, но временное зло. О, наивные мечтатели! Это вы — неизбежное, но временное... пусть добро. Не добро, а зло есть основа бытия, ибо добро эфемерно, а зло весомо и устойчиво. Если революция победит, Мы будем решать, кто войдет в светлое здание коммунизма, а кто нет.

Становление советского гражданина начинается с измены. Получив письмо от МНС, Она похвасталась им близкой подружке. Конечно, под величайшим секретом. Подружка, поклявшись сохранить тайну, тут же рассказала двум другим, и они все вместе похихикали над Ней и МНС. Через пару дней о письме знал весь институт. Ее вызвали в комсомольское бюро и потребовали показать письмо. Ей сказали, чтобы Она не забывала, где Она работает, и что Ей потребуется характеристика для университета. Она поплакала, но письмо отдала.

После этого Она писем от Него больше не получала, хотя Он писал Ей почти каждый день. А Он не знал, что Она уже не получает его писем, и продолжал писать.

Нас будят петухи чуть свет.

Сопровождают любопытные собаки.

Девчонки местные кивают нам привет,

А парни местные грозят затеять драки.

В нас водкой дышат — «двину в морду, хошь?!».

Пол шелухой подсолнечной усеян.

И я испытываю радостную дрожь:

Мне чудится — жива еще Расея.

Студенты делятся впечатлениями о своих девчонках, которых они уже успели «сделать». Рассказывают они это в таких выражениях, что Старик не выдержал:

— Эй вы! Заткнитесь! И откуда только в людях берется такое стремление все опошлить и опаскудить?!

— Это наша национальная черта.

— А ты в нашем возрасте был лучше, что ли?

— Я в вашем возрасте сначала воевал, а потом сидел.

— К несчастью, у нас нет приятных фронтовых и тюремных воспоминаний.

— Я вас не утруждал своими фронтовыми и тюремными воспоминаниями, хотя следовало бы.

— Хватит ссориться из-за пустяков, — говорит Инженер. — Мне сейчас думается другое. Я вот сейчас отчетливо вижу свой обычный маршрут от дома до метро. Двор, конечно, перерыт и замусорен. На улице сразу же забор. Стройка. Уже четвертый год что-то строят. Плиты свалены. Краны стоят без движения. Потом — кафе. Около него уже валяется один бухарик. Другой тщательно готовится упасть рядышком. Потом новые корпуса какого-то института. Оттуда вываливается группа высоченных негров. Вот подземный переход через улицу. Но народ бежит поверху. Дружинники свистят, но толку никакого. Магазин «Мосодежда». Выстроилась очередь человек пятьсот. Какая-то старушенция спрашивает, что дают. Другая старушенция (из очереди) отвечает, что дают «финские джины». Старушка спрашивает у меня, что такое «джины». Я говорю, что это — волшебники на Востоке. Толстая баба в очереди накидывайся на меня и обзывает хулиганом. Оказывается, джины — это штаны. И все-таки жизнь идет. Дома каким-то чудом вырастают. И вообще, что-то созидается. На солнцепеке кошки бездомные греются. Воробьи прыгают. Девчонки бегут, хохочут. Прошла группа парней в нейлоновых куртках, в широченных клешах, с длинными волосами. Конечно, мат. О Боже! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

— Вам повезло, — говорит Универсал. — Вы в центре живете, очевидно. А у нас дом от дома не отличишь. А вечером лучше в одиночку не ходить. Разденут, изобьют, изнасилуют. А в нетрезвом виде шею сломать можно.

— А кем вы были на фронте? — спрашивает МНС у Старика.

— Начал лейтенантом, кончил капитаном. Командовал эскадрильей в штурмовой авиации.

— Брешет, — говорит Студент.

— Заткнись, сопля! — говорит Универсал. — А то выкину в форточку! Дуй дальше, папаша! У тебя небось «железок» полно. А потом?