Он обернулся и посмотрел на агентов, которые теперь выглядели еще более поникшими, чем раньше.

– Садитесь на телефоны, – рявкнул он. – Алексей Иванов не должен покинуть страну, или вам головы не сносить!

Раймонд Брукманн проснулся и с удивлением понял, что звонит его личный телефон, номер которого был известен очень немногим. Большая комната, расположенная в правой части верхнего этажа особняка, выстроенного по его собственному проекту, была залита лунным светом. Особняк был построен еще в пятидесятые годы, когда Калвер-сити в Калифорнии был престижным местом, к тому же расположенным неподалеку от процветающей киностудии «Метро-Голдвин-Мейер». С тех пор многое изменилось, студию на корню купила японская фирма «Сони», и все, что от нее осталось, так это каркас небольшого офисного здания. Но Брукманн не расставался со своим имением просто по соображениям удобства. Поездка до аэропорта «Санта-Моника», где его всегда ждал надежный реактивный «Лир-60», занимала буквально считанные минуты.

Два года назад Брукманн перенес операцию по шунтированию сердечных артерий, он был страшно бледен и морщинист, особенно бросались в глаза морщинки вокруг глаз и под тонким носом. Узкий рот походил на щель – обескровленные губы создавали именно такое впечатление. В свои семьдесят с лишним лет он, как и почти все его ровесники, страдал артрозом, локти и колени были шишковатыми, да и ходил Раймонд уже с большим трудом. Голову Брукманна украшала грива длинных редких седых волос, спутанных во время сна, которая свисала на костлявые плечи. Даже пальцы слегка дрожали, но этого и следовало ожидать. Костлявая рука выскользнула из рукава шелковой пижамы и включила ночник. На стоящем на тумбочке будильнике было 3.05 утра. Только после этого он поднял трубку.

– Да?

– Это говорит Юрий Тоцкий из санкт-петербургского офиса Интерпола, – послышался едва разборчивый голос. Говорили по-английски, с сильным русским акцентом. – Извините, что бужу вас в столь поздний час, но вам стоит узнать о том, что Михаил Филиппов от нас ускользнул. Один из наших осведомителей видел, как какой-то бизнесмен садится на небольшое грузовое судно на пристани на Неве, но не ясно, он это или нет.

– Давно?

– Прошло полчаса, может, час.

– Идиоты! – заорал Брукманн в трубку.

– В судовой декларации значатся запчасти для станков, которые будут доставлены в Котку в Финляндию, и вполне возможно…

– Пусть Интерпол перекроет весь тот район. Найдите его и убейте. Повторяю: найдите его и убейте!

Переход через российскую границу очень беспокоил Алекса, но капитан надежно спрятал его. Еще в Петербурге он положил в карман две с половиной тысячи долларов и страстно мечтал получить вторую половину обговоренной суммы, что и произошло в финском порту Котка, куда капитан доставил этого странного бизнесмена.

Было уже около десяти вечера, но белые ночи давали себя знать не только в России, но и в Финляндии, которая расположена севернее. Небо все еще голубело, когда Алекс, одетый как русский православный священник, нервничал, стоя на автовокзале в Котке. Атташе-кейс и сумка стояли у его ног. Здесь должно было начаться осуществление плана Елены. Не встретившись с нужным человеком, он не мог двигаться дальше, а большие часы на стене неумолимо тикали. Алекс провожал взглядом приходящие и уходящие автобусы и пассажиров. Пожалуй, со времени его прибытия на эту планету, восемь дней назад, это были самые спокойные люди из всех, кого он встречал.

Священническая ряса и мантия были как раз в пору, зато вот черные ботинки немного жали. Пистолет, взятый у убитого агента, изображавшего нищего, он выбросил за борт, когда судно приближалось к Финляндии.

Направляясь к телефонной будке, Алекс вспоминал наиболее важные части досье, лежавших в его атташе-кейсе. Мелочи он наменял на русские рубли, пользующиеся здесь определенным спросом, так что ее было даже с избытком. Алекс набрал международный номер и принялся считать гудки. Два гудка, три гудка – затем послышался голос Форсайта:

– Алло?

– Это я, – ответил Алекс, стараясь говорить как можно тише.

– Ничего не скажешь, подходящее ты выбрал времечко, – проворчал Форсайт. – Где ты, черт возьми?

– По телефону сказать не могу, но пусть лампа не гаснет. – Форсайт знал эту кодовую фразу, означавшую «никому ничего не говори». – От Ротштейна есть известия?

– О тебе, во всяком случае, пока ничего. Это даже как-то странно, учитывая все эти статьи в газетах. Какой ему смысл связываться со мной и спрашивать, где ты находишься.

– Особенно когда меня разыскивают за несколько убийств. Ну а как по-твоему, что вообще творится?

– Так я же говорю – что-то очень странное. Все держится в строжайшей тайне, и мне даже близко не удалось подобраться к сути событий.

– Меня преследуют Юсуфов и русская милиция. Значит, Интерполу должно быть хоть что-то известно. Дьявол, неужели он тебе не доверяет?

– Я не знаю, что творится, но чувствую, как назревает нечто очень большое.

– А как там Юсеф?

– Он пока у нас, и Ротштейну мы ничего не говорили. Шеп говорит, что у нас есть еще восемнадцать часов, а потом, грубо говоря, он готов переломать этому деятелю руки и ноги. Брайан чует что-то неладное, а до сих пор он еще ни разу не ошибался. Конечно, мы рискуем, но, думаю, в данном случае можем послать всех этих бюрократов к такой-то матери.