Шрифт:
Дорогие мама, сестра Люся, сестра Зина, братья Степан, Виктор и Павел!
Пришлось последнее мое письмо отписать вам из кают-компании. Мы все находимся здесь перед тем, чтобы с честью принять последнюю нашу присягу.
Есть у меня, дорогие мои родные, думка одна. У нас на корабле был мальчик один, Андрюшкой звали…
Если прокормить его вам будет трудно…
Дорогая мама, ты, конечно, знаешь, как я люблю тебя. Никто не даст подглядеть, как пишутся прощальные письма. Ну пусть это будет на совести моих дорогих товарищей и даже нашего дорогого командира Федора Сергеевича Терема, у которого сегодня, 18 июля, день рождения…
Пишу, родная, это письмишко со дна морского. В нашей братской могиле не очень просторно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Пожалуйста, мама, не горюй, не страдай, не переживай. Все равно ведь ничего изменить уже невозможно, а лить слезы — это обидеть меня…
Никто не скажет про меня, что я был трус. В это можешь поверить. Знаю, что ты этих строк не прочтешь, и все же крепко люби мою Наташу, пиши ей письма и пригласи погостить, покажи ей нашу Армению, свози на Севан и в Эчмиэдзин.
Целую тебя, мама, твои седые виски, твой морщинистый лоб и нежные руки.
Твой сын Акоп Гарибян.
Да, мама, я тут подружился с одним храбрым мальчишкой — Андрюшкой. Он любит рисовать. На одном его рисунке я написал твой адрес. Пусть он станет моим младшим братом. Он остался живым и ходит по земле.
Вот такая история, ребята…
Все эти письма были переданы родным погибших спустя почти двадцать лет со дня их гибели…
Как только были расшифрованы дневники радиста, вся наша команда водолазов начала розыски Андрея, но… пока безрезультатно.
Может быть, моряки перепутали фамилию его матери, но ни мы, ни родственники погибших не имеем никаких сведений о его дальнейшей судьбе.
Не появился он и в армянском селе Димиджане у матери Акопа, хотя Гарибян и пишет, что на одном из рисунков мальчика он оставил свой адрес.
Но с тех пор всегда, поднимая со дна морского затопленные корабли, я вспоминаю об удивительной судьбе этого транспорта и об одном оставшемся в живых члене его экипажа.
Отзовись, Андрейка!..
Александр Игнатьевич Горизонтов стал медленно складывать в папку листки дневника и письма. Потом он сел у окна и закурил. И было слышно, как с хрипотцой, словно тяжело вздыхая, раскуривается его черная морская трубка.
Аня первая нарушила молчание.
— Папа, но ты ничего не сказал о ленточке…
— Эта ленточка… — Александр Игнатьевич бережно приподнял ее со стола обеими руками. — Не знаю, на чьей бескозырке развевалась она. Только доставлена она была из той самой кают-компании, где закончили свой путь матросы и командиры военного транспорта…
Снова все замолкли.
Вика Журавлева подняла руку.
— Можно, я прочту еще стихи?
И она стала читать сама, потому что, наверное, даже Коля Уствольский еще не знал этих ее стихов.
Солнцем приказано мужеству жить! Знают матросы: в морях, по ночам Солнце уходит под воду светить Русским погибшим в боях кораблям… Мужеству солнцем приказано жить! В час, когда волны тревогу споют, Тени судов из пучины всплывут, Выйдет, накинув на плечи туман, Встанет к штурвалу седой капитан. Грянут орудья победный салют! Новым эскадрам моря бороздить, Русскому флагу под солнцем гореть! Будет на суше и в море штормить… Вновь победим мы и горе и смерть. Мужеству солнцем приказано жить!365 ДНЕЙ С ДЖИННОМ
Сегодня ровно год с того дня, когда я пришел в школу. Много это или мало? Командор Гарибян говорил: «Время измеряется не тем, сколько лет прожил человек, а как он их прожил». Гарибян прав. Главное знать: с толком жил или, наоборот, без толку мучил время. Радостно было с тобой людям или скучно? Если скучно, значит время пропало даром.
…Вот о чем думаю я сейчас, сидя на палубе большого черноморского сейнера в окружении моих мальчишек и девчонок. Вы спросите, откуда взялся сейнер, как мы на него попали? Да все очень просто.
Мы спросили Александра Игнатьевича, Аниного отца: «А возможно ли нам попасть на какой-нибудь корабль, чтобы попутешествовать, подышать соленым морским воздухом?»
Он ответил, что подумает и даже постарается кое с кем поговорить. За несколько дней до конца учебного года мы получили письмо от Александра Игнатьевича. Он писал, что нас могут определить на большой рыболовецкий сейнер. В письме Александр Игнатьевич предупредил, что сейнер не туристский пароход, а судно-труженик, что здесь нам придется не только отдыхать и наблюдать за синими волнами, игрой дельфинов да полетом чаек. Надо будет потрудиться, как он писал, всласть: драить палубу, стирать рыбацкие робы, готовить для себя и для рыбаков обеды и научиться делать еще многое другое.
Александр Игнатьевич не испугал нас этим. Мы ответили ему поговоркой из нашего сборника: «Не тот отдохнул, кто рукой не пошевельнул».
Еще мы пообещали, что команду сейнера не объедим, запасы продуктов захватим с собой. Обещали, что дисциплина будет только на пять с плюсом, что черноморским рыбакам с нами не будет скучно; в часы досуга мы покажем команде наши лучшие спектакли и устроим на сейнере выставку работ Буслаева-Костельского. Словом, постараемся рекомендацию Александра Игнатьевича не посрамить.
Были сборы недолги. Несколько ребят по разным причинам не смогли отправиться с нами к Черному морю. Мне было очень жаль, что не поехал Олег Баранов. «Но что поделаешь, — сокрушался он. — Две маленькие сестренки! Отец постоянно в командировках, а маме не справиться одной с Верушкой и Надюшкой». Не поехал с нами и Вячик Громов. В этом году его попугай все-таки прокричал: «Ура! У меня путевка в Артек!» Не поехал и Парамонов.
А мы все сидим сейчас на палубе сейнера. Вот сдадут рыбаки свой улов на базу, заправятся, и мы вместе с ними уйдем в плаванье. Мои следопыты, артисты, дендрологи и математики справедливо считают, что, кроме земли обетованной, есть еще небо, недры, вселенная, моря и океаны. Так чего же терять время? Мы знаем, что нам здорово повезло. Ведь, наверное, никогда еще не было пионерского лагеря в открытом море! Ведь ни одна еще ребячья палатка не стояла на палубе плывущего сейнера, когда над головой только небо да тучи, вокруг вода, впереди вечно убегающий горизонт, а под килем — бездонная глубина!