— Похоже на Суинберна, — заметил Траунс.

— Который, держу пари, сейчас ругается с кэбменом, — согласился Бёртон. — Он, видите ли, убежден, что любая поездка в кэбе в пределах Лондона стоит шиллинг, и если кэбмен не согласен, то наш Алджи спорит до посинения.

Бёртон улыбнулся. Со своим эксцентричным помощником-коротышкой он не виделся совсем недолго, но уже успел по нему соскучиться. Через несколько минут зазвонил дверной колокольчик, и из холла донесся крик:

— Здравствуйте, сладкий ангел!

На лестнице раздались шаги, дверь в кабинет открылась, и миссис Энджелл объявила:

— Экспресс одиннадцать тридцать только что подошел к третьей платформе, сэр Ричард. Будут ли еще пассажиры, которые пройдут через эту станцию? Или я могу идти и спокойно погреть свои больные мозоли в горячей воде?

— Пошлите его сюда, матушка, — хихикнул Бёртон, — и считайте, что ваша служба приостанавливается вплоть до дальнейших распоряжений.

Мисс Энджелл повернулась, собираясь идти, и в комнату мимо нее впрыгнул Суинберн:

— Здрасте, здрасте, — крикнул он, — привет всем и каждому! Вперед! Встаем и идем! Живей! Шевелите ногами! Шляпы на головы! Надо идти! Мы не можем это пропустить!

Бёртон подошел к другу, пожал ему руку, хлопнул по спине и сказал:

— Привет, Алджи! Куда надо идти? И чего не пропустить?

— Я тоже счастлив тебя видеть, Ричард, но, пожалуйста, вкладывай поменьше силы в твое приветствие: всякий раз, когда ты дружески дотрагиваешься до моей спины, я чувствую, как трещат кости. Клянусь святым Иаковом, ты загорел! Тебе понравилась Южная Америка?

— Не слишком.

— Привет, Попрыгунчик! Привет, Честен! Как поживают лондонские воры?

— Заняты, — ответил Честен.

— Чрезвычайно, — добавил Траунс, нахмурившись: он не любил свое прозвище.

— Может быть, они думают, что туман покроет их грехи? Идемте! Пошевеливайтесь!

— Черт побери, Алджи, — проворчал Бёртон, — куда пошли? Ты что, напился?

— Да, откровенно говоря, я пьян в стельку! Но мы должны увидеть Кенили и его жирного клиента: они собираются выступить в Уголке ораторов!

— Уголок ораторов? — воскликнул Траунс. — Претендент только что вышел из Ньюгейта!

— Знаю. Но на улице только и жужжат об этом: меньше чем через час он будет выступать перед толпой, и я не хочу, чтобы эта толпа собралась без меня!

— Я с тобой, парень! — с энтузиазмом заявил Траунс.

Бёртон взял поводок с подставки для шляп и прицепил его к ошейнику Фиджета. Все четверо аккуратно застегнули свои пиджаки, надели шляпы и, взяв трости, спустились в туман, окутавший Монтегю-плейс. Пес послушно последовал за хозяином.

— Пошли по Глостер-плейс, — предложил Суинберн, — тогда будем на месте через пять минут.

Они быстро зашагали на восток и увидели на углу тележку мистера Граба, материализовавшуюся из тумана. Бёртон приветственно коснулся полей цилиндра:

— Доброе утро, мистер Граб. Как дела?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся торговец.

— Прошу прощения?

— Неужели? Так ты его не получишь, чертов хлыщ!

— Ого! — выдохнул Суинберн. Честен повернулся к торговцу и сказал, выпятив грудь:

— Эй, приятель, нельзя ли повежливее? Уважай тех, кто лучше тебя!

— Лучше меня? Ха-ха! Да ты сам ничем не лучше дерьма, точно тебе говорю!

— Черт возьми, что с вами стряслось, мистер Граб? — спросил Бёртон, а Траунс добавил:

— Успокойтесь, дорогой друг. Конечно, вам не стоит говорить с нами в таком тоне!

— А почему бы вам всем не убраться отсюда к чертовой матери? — парировал Граб.

— Да что случилось, черт возьми? — с недоумением повторил свой вопрос Бёртон.

— А то, что вы, чертовы бездельники, стоите здесь и не даете пройти честным работягам, которые хотят купить у меня моллюски и улитки.

— Да? А что вы скажете, если я куплю у вас пакетик? — предложил Суинберн. — Я люблю моллюски, обрызганные уксусом, если вы не против. — Поэт икнул.

— Против, и можешь подавиться своими деньгами, ты, хрен знает что! Убирайтесь отсюда! Уносите ноги, дьявол вас всех забери!

Конец чудовищно длинной лапы ударился о мостовую рядом с ними, и появился паук-сенокосец, класс Phalangium opilio. [102] Этот колоссальный арахнид, которого называли «длинноногий папочка», на самом деле был одноместной машиной. Восемь длинных лап поднимали на двадцать футов [103] маленький чашеобразный панцирь, в котором было вырезано сиденье для одного человека; сзади пыхтел паровой мотор. Под сиденьем болтался на веревках деревянный ящик. Два дымохода выкинули в воздух толстые струи дыма, которые мгновенно обволокли всех; мистер Граб исчез в темноте. Когда они вновь увидели его, он держался за голову, и лицо было искажено болью.