Эмили сделала реверанс, как диктовали приличия, и, когда он пригласил ее на танец, приняла приглашение. Никакие правила хорошего тона не указывали, как вести себя иначе, и она послушно подчинилась правилам. Он танцевал плохо.

После танца Эмили присоединилась к группе молодых девушек, большинство из которых она знала раньше — по крайней мере, изредка встречала. Разговор едва теплился и был чрезвычайно глупым, потому что все мысли девушек были направлены на мужчин, которые либо кучковались в дальнем конце зала, либо танцевали с другими. Те редкие реплики, которые произносились, не были услышаны ни теми, кто их произносил, ни теми, кому они были адресованы.

Эмили видела Доминика и Сару рядом друг с другом и маму, танцующую с полковником Деккером. Шарлотта разговаривала, пытаясь заинтересовать молодого человека, который выглядел элегантно и несколько утомленно.

Прошло с полчаса, отыграли несколько танцев, когда молодой Деккер подошел к Эмили. Он привел с собой самого красивого молодого человека из всех, кого она когда-либо видела. Тот был не выше среднего роста, курчавые темные волосы обрамляли его лицо, цвет которого был превосходен. Черты обыкновенные, ничем не выдающиеся, глаза большие; однако сильнее всего поразило Эмили другое — он излучал уверенность, что было необыкновенно красиво само по себе.

— Мисс Эмили Эллисон, — молодой Деккер слегка поклонился, — могу я представить вам лорда Джорджа Эшворда?

Эмили протянула руку и присела в реверансе, опустила вниз глазки, чтобы скрыть подбирающуюся к ее щекам краску возбуждения. Она должна вести себя так, словно встречает лордов каждый день и это совершенно ее не волнует.

Он говорил с ней. Эмили едва слышала слова, но отвечала на вопросы с изяществом.

Разговор шел формально, немного неестественно, но это вряд ли имело какое-то значение. Деккер был ослом — достаточно было толики ее внимания, чтобы поддерживать разговор с ним, — но Эшворд был совершенно другим. Эмили чувствовала, как он разглядывал ее, и это было одновременно опасно и волнительно. Он был мужчиной, который мог добиться всего, чего хотел. И он достигал этого своей утонченностью, поскольку в нем не было ни особого нахальства, ни особой скромности. У Эмили побежали мурашки по телу, когда она почувствовала, что стала объектом его интереса.

В течение следующего часа она танцевала с ним дважды. Джордж не был настойчив. Двух раз было достаточно. Большее привлекло бы внимание, может быть, папино, что могло все испортить.

Эмили видела папу в другом конце комнаты, танцующего с Сарой, и маму, которая пыталась не выказывать открытого восхищения полковником Деккером и в то же время стараясь не обидеть его или не создать ситуацию, которая вызвала бы ревность других. В иное время Эмили с удовольствием взяла бы несколько уроков, наблюдая за мамой. Но в данный момент у нее было свое дело, которое требовало от нее хитрости и ума.

Она болтала с одной из сестер Мэдисон, и в то же время ее постоянно беспокоил взгляд лорда Эшворда, устремленный на нее с другого конца зала. Нужно стоять прямо. Отклонение назад было особенно неприличным, делало безобразной линию груди и не украшало подбородок. Нужно улыбаться, но улыбка не должна быть бессмысленной. Жесты должны быть красивыми. Она никогда не забудет, как некрасивые руки другой сестры Мэдисон, в общем-то очаровательной женщины, неудачно продемонстрированные, лишили ее весьма многообещающего поклонника. Жестикуляция — это то, в чем не преуспела Сара. А вот Шарлотта, как ни странно, умела показать руки. Она была несдержанна на язык, но у нее были прелестные ручки. Теперь она танцевала с Домиником, ее головка откинулась вверх, глаза сияли. На самом деле Эмили иногда сомневалась, был ли у Шарлотты врожденный здравый смысл. Ну зачем ей Доминик? У него нет влиятельных друзей и, конечно, никаких связей. Действительно, устроился он великолепно, но это обстоятельство не имело никакого отношения к Шарлотте. Только дурак идет по дороге, которая ведет в никуда. Да, некоторых людей невозможно понять!

До полуночи Эмили танцевала с Джорджем Эшвордом еще два раза, но они не обсуждали дальнейшие встречи или его визиты к ней. Девушка уже начала беспокоиться, что не преуспела, как ей казалось вначале. Папа скоро решит, что пора идти домой. Она должна что-то предпринять в оставшиеся несколько минут — или шанс будет упущен, а это будет ужасно. Эмили не могла так быстро потерять первого лорда, с которым разговаривала так раскованно и свободно, самого красивого из всех мужчин и, что ей особенно нравилось, такого умного и уверенного.

Эмили прекратила разговор с Люси Сандельсон, извинилась, сославшись на то, что здесь слишком жарко, и направилась в оранжерею. Там наверняка холодно, но на какие только неудобства не пойдешь ради достижения поставленной цели.

Она ждала там пять минут, которые показались ей вечностью, когда наконец-то послышался звук шагов. Эмили не обернулась, притворившись, будто увлечена рассматриванием азалий.

— Я надеюсь, вы не замерзнете здесь окончательно и сумеете вернуться в зал раньше, чем я уйду.

Эмили почувствовала, как кровь прихлынула к лицу. Это был Эшворд.

— Конечно, — сказала она спокойно, насколько могла. — Я не знала, что вы видели, как я уходила. Я не хотела, чтобы это было очевидным. — Какая ложь. Если бы она не знала, что он наблюдает за ней, она бы вернулась и затем вышла бы опять. — В комнате стало жарко и немного душно. Столько людей…

— Вы не любите общество? Я так разочарован. — Он сказал именно это. — Я надеялся, что смогу пригласить вас и, может быть, мисс Деккер, сопровождать меня и одного-двух моих друзей на скачки через неделю. Там будет много народу — весь светский Лондон. Вы станете украшением общества, особенно если наденете платье такого же прекрасного цвета, какое на вас сейчас. Оно напоминает мне о юности и весне.