Шрифт:
Скотоводы провели у них несколько дней, пока у больного зажила рана; осмотревшись, они пришли в восхищение от ее плантации.
Вот так это было. С того самого случая легенды о ней росли здесь, у очага в большом шатре.
«Какой странный этот шатер для женщин, – дума она. – Но еду здесь не готовят, для этого отведено другое место, как объяснила Аня, громкоголосая и решительная, когда женщины одни, но тихая и покорная в присутствии мужчин».
Ева переводила глаза с одного лица на другое: молодые, средних лет, старые – и все очень красивые. И дети здесь всех возрастов. Но больше девочек.
– Подросших мальчиков переводят в мужской шатер, – сказала Аня.
– Почему?
– Им надо учиться скакать на лошадях. И чтобы не смущались, – объяснила она. И добавила: – Для женщин большая честь родить сына. – В ее голосе чувствовалась боль. – У тебя их двое, мы знаем.
Взгляд Евы помрачнел.
– Нет, сейчас только один, – сказала она, – другой умер. Он ушибся, с ним случилось несчастье.
Среди женщин раздались сочувственные стоны, кто-то заплакал, потом присоединились и другие: как печально, как тяжело ей и ее мужу.
Ева тоже заплакала, чувствуя что-то прекрасное и торжественное, как в тот раз, когда смогла разделить с матерью скорбь по умершей маленькой девочке.
Они причесывали ее, гладили по щекам, никто больше не задавал вопросов, и она была благодарна им за это. Они все понимают, думала она, они тоже теряли своих детей… Может быть, даже видели, как мальчики убивали друг друга; может быть, она не одинока в своем горе.
Но спросить она не решалась. Разговор женщин тек дальше, в основном о беспокойстве, страданиях, болезнях. Как поступает она, умеющая лечить? Она пыталась описать: для ран есть подорожник, против насморка – эвкалипт…
Но они не знали ни деревьев, ни семян. и у них не было никаких запасов. «Я должна вернуться сюда, выйти с ними на поля, научить их так, как это делала моя мать», – думала Ева.
Кто-то начал рассказывать ей о маленькой девочке, давно и тяжело кашляющей, и о том, как мать девочки умоляла мужчину взять ее с собой в горы к ней, Еве. Они отправились в путь, дошли до половины, но по дороге девочка умерла.
Ева снова заплакала. Если бы она знала, она смогла бы вылечить ребенка. И опять обещала вернуться сюда с лечебными травами. Она даже сказала:
– Я хочу иметь девочку, маленькую, чтобы она выросла и чтобы с ней можно было делиться всем, и разговаривать, и заниматься хозяйством. И научить ее всему.
Женщины кивали – да, они понимают ее. Да это еще и не поздно. Такая женщина, как она, знает, что надо делать, чтобы иметь девочку. И сына – вместо умершего.
Как это здорово, почему же эта мысль никогда не приходила к ней? Значит, это все же важно: новый ребенок, новые дети сейчас, когда она научилась осознавать мгновение.
«Если у меня будет еще один ребенок, значит, паломничество имело смысл», – подумала она.
Глава тринадцатая
Женщинам уже надо было уходить: настало время доить скот, готовить еду. А Еве надо поспать. Когда праздничный стол будет готов, ее пригласят и посадят среди мужчин.
С ней осталась лишь старшая женщина по имени Аня с двумя грудными детьми. Чтобы они не хныкали, Аня спокойно покачивала их в кожаной люльке, прикрепленной к стояку шатра.
Аня напевала, и Ева с восхищением слушала ее. В устах женщины мелодия звучала мягко и прекрасно. У Евы возникли видения: трава, поглаживаемая вечерним ветром, цветы, сонливо смыкающие глаза, синие послезакатные тени. Дети заснули, Аня улыбнулась удивлению Евы.
– Как это красиво, как замечательно!
– Тебе понравилась песня, девочка? Да, во мне еще живы и голос, и мелодия.
Было заметно, что Аня гордится своим даром. Ева все поняла – ведь она никогда прежде не слышала о существовании мелодии. «Значит, у рисования музыкой тоже есть имя», – подумала она, но, чтобы не показаться глупой, вопросов не задала.
– Ты ведь тоже пела своим детям, когда они были маленькими? – спросила Аня.
– Нет, я не умею. Да и времени у меня никогда не было.
«Неужели укор в ее взгляде касается меня? Возможно, я его заслуживаю», – думала Ева. Но старая женщина прервала ее мысли:
– Понимаю, там, в горах, вам, наверное, очень трудно справляться совсем.
Ева кивнула: именно так, очень трудно, мало времени для смеха и слез, игр и сказок. Вечерние мужнины рассказы были, да, были, но участвовала ли она в них?