Она хотела Себастьяна. Но могла ли она отдать ему все, рискнуть, не зная, будет ли вознаграждена взамен?

Лия покачала головой:

— Прости…

Отступив на шаг, он помедлил, затем подошел к окну.

— Тогда уходи, — сказал он. — Уходи прямо сейчас, прежде чем я сделаю ошибку, подвергнув проверке собственное самообладание.

— Себастьян…

Он посмотрел через плечо, его губы дрогнули.

— Уйди, Лия.

Она колебалась, не в состоянии сделать ни шагу, но он уже отвернулся, игнорируя ее. И она сделала то, что он просил. Она ушла.

С этого дня Себастьян решил обращаться с ней просто как с еще одним членом семьи. Она будет его женой, но только если захочет сама. Разделив его имя с ним, но не постель, став матерью для Генри, она оставалась вправе делать то, что ей нравится.

Если случалось так, что они оказывались одни в комнате, Себастьян находил причину, чтобы позвать кого-то из слуг или уйти, сославшись на дела. Часто он проводил часы за бухгалтерскими книгами, которые его управляющий подготовил для его рассмотрения, или притворялся, что читает книгу в своей спальне, или рассеянно слушал Джеймса, который регулярно навещал их. Но все его мысли занимала только Лия.

Возможно, если бы это было всего лишь физическое желание, с такой силой влекущее его к ней, то было бы проще покончить с этим наваждением. Но это было больше, чем соблазнительный изгиб ее верхней губы и нежная округлость ее бедер. Это была и ирония в ее глазах, когда она беседовала с ним и Джеймсом на политические темы во время обеда. И те умные аргументы, которые она приводила, когда была уверена в своей правоте, и затем после того как побеждала в споре, с непринужденностью поворачивала разговор назад к Себастьяну, словно хотела знать, что он скажет дальше.

Анджела тоже была умна и добра. Но если бы он попытался сравнить ее с Лией, то мог бы увидеть, что Анджела всегда позволяла ему победить в их споре. Ее доброта и желание задобрить его, ее смех был больше предназначен для его удовлетворения, чем для собственного удовольствия.

Как и Анджелу, Лию окружала ее собственная аура, которую она старалась сохранить и на людях соответствовать тому, что ожидали от нее другие. Но там, где Анджела как бы надевала маску, Лия постоянно убегала. Все чаще и чаще ее вежливая улыбка превращалась в усмешку, ее спокойные, размеренные прогулки становились все поспешнее.

Однажды, когда утренний иней уже посеребрил траву, он застал ее и Генри танцующими посреди поля, хотя она говорила, что они пойдут собирать поздние цветы.

Лия прижимала мальчика к груди, одной рукой обхватив его за талию, тогда как другая рука сжимала его кулачок с букетом цветов. Когда Себастьян подошел ближе, он услышал, что она тихо напевает вальс, кружась по полю, словно это был танцевальный зал.

— Это какой цветок? — спросил Генри, глядя на их соединенные руки.

— Я точно не знаю, кажется, хризантема, но лучше я спрошу садовника. Я много знаю о розах, но…

И снова закружилась вместе с Генри. Один круг, второй, третий, Генри откинул назад голову и заливисто смеялся, глядя в осеннее небо.

Это заставило и ее засмеяться. Себастьян смотрел на них, слышал, как смех сына сплетается с ее смехом, и думал — если он до сих пор не был уверен, любит ли он ее, то сейчас не мог отрицать этого.

Отойдя в сторону, он спрятался в тени старого дуба. Лия прекратила кружиться и теперь покачивалась из стороны в сторону, пока не обрела равновесие.

— Я должна сказать, милорд Генри, — проговорила она, задыхаясь, — вы отличный танцор.

Генри улыбнулся ей и потянулся, указывая на землю:

— Цветок.

— Да, и еще…

Лия поставила его на землю и взяла цветы из его рук, чтобы он мог сорвать новые. Она присела около него на корточки и погладила его по головке. Они говорили вполголоса, изучая цветы и травы, до Себастьяна долетали лишь отдельные звуки.

Отойдя от дерева, он сложил руки за спиной и пошел к ним.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил он, глядя на Генри.

Генри вскинул голову, его личико радостно осветилось, и он указал на землю:

— Жук, папа! Паук!

— Ах, так это паук? Я думал, вы собираете цветы.

Себастьян посмотрел на Лию, его губы дрогнули, когда он не мог не заметить, как ее лицо осветилось радостью при виде него.

Она покачала головой и встала, уголки ее рта приподнялись, мягкая тень улыбки озарила его лицо.

— Очевидно, пауки более интересуют нас, чем цветы, милорд. Восемь ног? И все шевелятся? Что могло бы больше впечатлить маленького мальчика?

— Разумеется.

Лия сдержала вздох и заставила себя широко улыбнуться. Себастьян не был груб или неприветлив. Он просто… держал дистанцию. Она могла бы сказать, что он боролся с этим — возможно, не хотел, чтобы она чувствовала одиночество. Разумеется, были моменты, когда он спрашивал ее мнение по поводу чего-то или флиртовал с ней, но было и множество других моментов, когда во время разговора он отводил от нее взгляд, и тогда наступало тягостное молчание. Или находил причину извиниться и уйти, после того как они провели всего несколько минут вместе в одной комнате.