Шрифт:
– Но люди, люди? – воскликнул Сакуров. – Нет, я не понимаю этой нашей поросячьей всеядности.
– Не скажи, - мотнул головой Варфаламеев, - поросёнок в пище зело разборчив.
– Золотые слова, - поддержал односельчанина Жорка, - поросёнок, если его попытаться накормить туалетной бумагой пополам с крахмалом (49), будет визжать так, что только любо – дорого. А наши люди… Да что там далеко ходить за примером… Лет пару назад, когда кооперация была в самом разгаре, а Ельцин подбирал отморозков для захвата власти, торчал я как-то на Ярославском вокзале в ожидании своей электрички. Народ, цыгане, менты, лоточники, - в общем, жизнь ключом, а один хмырь торгует горячими пирожками. Ну, очередь, всё нормально, пока один покупатель таки не распробовал купленный у лоточника пирожок и не начал возмущаться. Дескать, что это за дерьмом в виде начинки набиты твои пирожки?
– Ну? – заинтересовался Сакуров.
– Очень интересно, - пробормотал Варфаламеев, выпил ещё и стал прикидывать, что бы ему попробовать?
– Ну, лоточник ноль внимания, очередь – тоже, пока настырный правдоискатель не купил за рубль новый пирожок и не попросил лоточника съесть этот пирожок.
– И? – ещё больше заинтересовался Сакуров.
– Необычайно интересно, - поддакнул Варфаламеев, с видом подопытной крысы поедая новомодную крабовую палочку.
– Вот те и ну! – воскликнул Жорка. – Лоточник сначала отшучивался, а потом просто наотрез отказался есть пирожок.
– Вот те раз! – изумился Сакуров. – И чем всё окончилось?
– Да ничем! – с досадой сказал Жорка. – Очередь молча рассосалась, правдоискатель убежал на свою электричку, а лоточник перебрался на другое место, где – я сам видел – снова образовалась очередь.
– Да у нас бы этому пирожочнику голову оторвали! – убеждённо заявил Константин Матвеевич, имея в виду южный регион бывшего СССР. Он вспомнил случай, когда его командировали в Баку. Дело было в середине апреля, с делами Сакуров справился быстро и оставшийся срок командировки болтался по столице советского Азербайджана, посещая забегаловки и кинотеатры. А так как на улицах Баку уже появились первые бочки с квасом, то Сакуров, дожидаясь начала сеанса, решил попить кваску и занял очередь. В это время из переулка выезжал мусоровоз и, не вписавшись в поворот, боднул квасную бочку. Народ и торговец отделались лёгким испугом, но квасная бочка от удара чувствительно содрогнулась и из неё на асфальт тротуара и проезжей части изрядно таки плеснуло мутной жидкостью. Жидкость растекалась под ногами прохожих и желающих освежиться и, по мере того, как она растекалась, очередь и прохожие начали столбенеть от изумления. И было от чего: дело в том, что вместе с квасом на тротуар и проезжую часть попало энное количество белых червей. Черви эти имели вид вполне упитанный, а по длине много превосходили дождевых. Извлечённые из привычной среды, они энергично шевелились, а прохожие и очередь стали приходить в чувство. И, ещё не раздалось первое ругательство, торговец, быстрее всех оценив ситуацию, схватил выручку и сделал ноги. Народ бросился ловить торговца, но того простыл и след. Вот тогда праздные прохожие, квасные очередники и совершенно посторонние люди, прибежавшие на шум из дальнего сквера, устроили настоящий митинг. Сначала все – и Сакуров в том числе – просто ругались. Ругань стояла отборная интернациональная минут десять, но потом всё само собой организовалось, выступать стали по очереди, и параллельно записываться в инициативную группу, которой предстояло идти в ближайший райисполком, ближайшую санэпидемстанцию или ближайшее отделение милиции. Несколько добровольцев сгоняли в дальний сквер за фотографом, и тот совершенно безвозмездно сфотографировал белых червей на фоне возмущённых граждан. А один русский дедушка, смахивающий на классического академика из старых советских фильмов из-за бороды клинышком, терпеливо объяснял всем желающим про латинское название всё ещё копошащихся червей и про нарушение правил гигиенической консервации квасных бочек на зимний период. Рядом с дедушкой стоял здоровенный азербайджанец, и время от времени, азартно ударяя ладонь о ладонь, восклицал: «Ай, хорошо говоришь, э!»
Неизвестно, чем бы кончилась эта квасная история, но в это время на горизонте нарисовался интурист в вызывающих, по случаю тёплой погоды, шортах, и митингующие дружно переключились на интуриста. Сакурову стало скучно, и он побрёл в ближайшую забегаловку освежиться перед сеансом, а до его слуха ещё долго доносилось общее возмущение и отдельные выкрики насчёт того, что эти интуристы совсем обнаглели и стали позволять себе чёрт те что, разгуливая в центре приличного города в непотребных шортах.
– Да, были времена, - машинально пробормотал Константин Матвеевич и потянулся за своим стаканом.
– Что ты сказал? – спросил Жорка.
– Да так, - отмахнулся Сакуров и выпил. Он снова сморщился, почувствовал очередной рвотный спазм, зажевал его какой-то дрянью и задумался:
«Куда мы катимся? – мысленно спросил себя бывший морской штурман. – Ведь эдак, если мы будем питаться и наливаться всякими отходами евро-американского продовольственного производства, мы физически деградируем лет через двадцать. Что касается моральной деградации, то она уже налицо, потому что…»
– …Чем ниже у той или иной нации уровень культуры питания, - разорялся в это время Жорка, - тем ниже данная нация стоит на лестнице общественного развития…
– Еда в желудке Умрёт в слюне и желчи… Думай о душе,– призывал бывший лётный штурман с помощью многострадального хокку.
– Братцы, миленькие, где мои трофейный плащ и каракулевая шуба? – канючил Мироныч.
Глава 31
Лёг спать Константин Матвеевич без чего-то десять. Кровать и темнота над ней ходили ходуном, в голове Сакурова творилась какая-то невообразимая каша, ноги болели, а Фома, подлец, хохотал из своего угла, как опереточный демон. Он принялся хохотать сразу же после того, как Константин Матвеевич, раздевшись и погасив свет, лёг в кровать. Да ещё кот, вернувшись из дальнего похода, выражал своё недовольство едой, принесённой хозяином с банкета.
– Брысь! – сказал коту Константин Матвеевич, и кот обиженно заткнулся.
– О-хо-хо! – продолжал хохотать Фома.
– Эк тебя, - прокряхтел Сакуров. – Сотри, злыдней не распугай…
– Сам ты злыдень! – радостно воскликнул Фома.
– Пошёл ты в жопу, - послал домового Константин Матвеевич.
– Никак нельзя, - резко посерьёзнел Фома, - иттить надоть.
– А куды это надоть? – передразнил Фому Сакуров.
– А к Сакуре, чтоб ей ни дна, ни покрышки, - сообщил домовой.
– Ага. Сегодня, значит, ты помнишь, куда мы с тобой по ночам шастаем…