— Уходим…

Рыжая, единственная, которой перебирать оказалось нечего, склонилась к своему вещмешку, готовясь подхватить его, забросить пока только на одно плечо и вскарабкаться вслед за гастатами по узкой бетонной лестнице в пяток ступенек. Она так и не успела понять, что уже умерла, уткнувшись лицом в грубую прочную ткань…

Олли сунул пистолет в набедренную кобуру, глянул мельком на товарищей. Котяра тряс головой, чуток оглушенный выстрелом в замкнутой бетонной коробке. Уголек глазами спросил: «Это — тоже задание?» «Да» «А какие у тебя еще остались?»

— И всегда хорошо, если честь спасена, — поставил точку Олигарх. — Если другом надежно прикрыта спина!

Покидая ангар, он привел в действие настороженный против непрошенных гостей простенький механизм, и полдесятка зарядов, заложенных в разных точках бетонного подвала, надежно похоронили остатки их имущества и тело рыжей женщины…

…в едва начинающих сгущаться сумерках силуэт малюсенького транспортника в камуфляжной, военной раскраске, но с крупными ярко-белыми цифрами на фюзеляже «двенадцать-сорок три», начинал, как бы, растворяться, теряясь где-то в пространстве между горизонтом и пожухлой травой, окружающей самую дальнюю на аэродроме взлетную полосу.

Дождавшись, когда летчик в очередной раз заведет двигатель, гоняя винты на холостом ходу, а из боковой дверцы нервно выглянет то ли инженер, то ли бортмеханик, то ли просто второй пилот, гастаты поднялись из узкой, неудобной канавки всего-то в полусотне метров от самолета и ленивой рысью направились к ожидающему их транспорту. Дернувшийся, было, обратно в салон бортмеханик задержался, с прищуром, внимательно вглядываясь в бегущих. В пяти шагах от гудящей винтами машины гастаты притормозили, поднимая темные забрала бронешлемов и демонстрируя встречающему свои лица: черноглазое, сероглазое, голубоглазое…

— Хорошо, что успели до темноты, — вместо приветствия сказал бортмеханик. — Прыгайте в салон, в углы на хвосте для нормальной центровки. Сейчас взлетаем…

«Я двенадцать-сорок три, я двенадцать-сорок три, иду на взлет…»

«Какой взлет? Ты обалдел? Тебе кто разрешал? В городе бойня, аэропорт закрыт…»

«Не шуми, диспетчер, полоса свободна, небо надо мной чистое. Иду на взлет!»

«Выключи двигатель, оставайся на месте! Тебя же собьют, только подымешься!»

«Да поздно уже, говорю же — не шуми… я в воздухе… прощай…»

Машина оторвалась от бетона и медленно, но уверенно начала набирать высоту… и ни разъяренный нахальным поведением борта «двенадцать-сорок три» диспетчер, ни пилот самолета, ни кто другой во всем этом мире не могли заметить, как из маленького перелеска в десяток чахлых затравленных авиационными выхлопами деревьев потянулся вслед уходящей в небо машине тонкий дымный след, начинающийся от короткого серебристого тела маленькой зенитной ракеты…

«Адмиральским ушам простукал рассвет:

«Приказ исполнен. Спасенных нет».

Гвозди б делать из этих людей:

Крепче б не было в мире гвоздей».(с)

Повесть вторая.

Грустная сказка

В королевстве, где все тихо и складно,

Где нет ни войн, ни катаклизмов, ни бурь…

В.Высоцкий

Далеко ли, близко ли, высоко ли, низко ли, за морями, за долами, за высокими лесами, в некотором царстве-государстве жили-были…

Ну, да ладно, обойдемся без присказок.

С давних, незапамятных времен некой страной всегда правили две королевы, именуемые Властительницами Верхнего и Нижнего Предела. Однако, что там титул?.. пустой, хоть и пышный звук, на самом же деле в формальном управлении королев находилась Северная и Южная части некогда могучей, не имеющей равных соперников на всем континенте, Империи.

Почему лишь в «формальном управлении»? Да уж не те нынче времена, самодержавие ушло в прошлое вместе с величественными предками нынешних Властительниц, а пришли на смену единой монаршей воле и независимый суд, и не менее независимый парламент, и еще — кабинет министров, государственный центральный банк, крупные заводчики-олигархи, независимая пресса, да и еще много всяких желающих подержаться за «кормило власти».

А почему Империя оказалась «некогда могучей»? И снова есть смысл сослаться на не столь давние перемены в государстве. Могущество — военное, торговое, политическое — никуда от Империи не ушло, вот только вместо двуединого монарха, двух вечных королев, пользоваться этим могуществом все чаще и чаще в своих, личных, местных, узких целях стало великое множество народа: начиная от председательствующего в парламента политика, премьер-министра, губернаторов, назначаемых на должности хоть и королевским указом, но после множественного согласования с парламентскими фракциями, министерскими чиновниками, родственниками олигархов, и заканчивая, пожалуй, распоследними репортеришками, молотящими языком по столу в полицейском околотке: «Я, мол, не простой человек, меня, мол, в верхах знают, за меня, мол, вступятся всей мощью Империи…»