При этом следует заметить, что это произведение искусства выполняло чисто практическую функцию: революционный Пегас служил своего рода указателем в зал, где происходили театрализованные представления (120 стульев, размещенных вокруг столов, покрытых зеленым сукном, и маленькая сцена, обитая черным; на стенах – достаточно места для выставок). Четыре дня в неделю здесь выступало кабаре Киттнера, в свободные дни устраивались доклады, организовывались дискуссии, иногда – чьи-то гастроли, а раз в месяц здесь проходило большое и бурное собрание всех членов клуба. Зал был всегда набит до отказа.

Постоянно переполненным был также конференц-зал на 40 мест, украшенный огромным портретом Маркса. Любая политическая группировка, стоявшая левее правящих партий ХДС и СвДП, могла пользоваться им бесплатно. Однажды здесь появилась свежеиспеченная супружеская пара, пожелавшая сразу же после бракосочетания сфотографироваться на память возле портрета великого человека.

В читальном зале, гордости клуба, всегда лежали свежие издания – от «Нойе цюрихер цайтунг» до «Нойес Дойчланд», «Берлинер экстра-динст» и «Франкфуртер рундшау», от «Пекин рундшау» до «Байернкурир». Около 15 изданий мы получали бесплатно – для этого пришлось разослать по редакциям слезные, хотя и составленные по всей форме письма. Информация – дело важное. До самого закрытия в час ночи в читальном зале редко можно было найти свободное место. Довершал картину информационный киоск, где продавались книги, пластинки, плакаты, политические брошюры и значки с надписями левого содержания.

В клубе можно было даже поесть. Фасолевый суп, в те времена крайне непопулярное в гастрономии блюдо, снискал вскоре почти легендарную известность.

Ганновер по своему географическому положению находился на пересечении путей, ведущих к крупным центрам движения внепарламентской оппозиции – Франкфурту и Гамбургу, Западному Берлину [9]и Кёльну. Поэтому проезжавшие через город курьеры ССНС постоянно рассказывали за стойкой о новых политических веяниях и завозили модные словечки. Только воскресные дни проходили чуточку спокойнее: студенческие профессиональные революционеры в этот день, похоже, отдыхали.

Тогда я самолично подпоясывался зеленым фартуком и, отпуская ядреные словечки, изображал типичного хозяина кабачка за стойкой. Как и следовало ожидать, это бесплатное представление привлекало массу людей: по воскресным вечерам пропустить стаканчик забегали преимущественно журналисты и деятели искусства, и это стало, помимо моих программ кабаре, важным экономическим подспорьем для клуба. Но – что еще важнее – завязывались интересные беседы.

Левые, до этого не имевшие своего пристанища, знали: здесь можно встретить единомышленников, обсудить политические разногласия, обменяться информацией, завоевать сторонников. У внепарламентской оппозиции города появилось теперь постоянное место, где можно было собраться, обсудить проведение совместных акций. Без «Клуба Вольтера» трудно было бы организовать ганноверский «Красный кружок» (об этом речь ниже. – Прим. перев.).Решительно всем известный, постоянно занятый телефон, пишущая и копировальная машины превратили клуб в центр организации демонстраций. Для левых он скоро стал незаменимым. Кто хотел узнать новости, звонил сюда. У кого было что сообщить – тоже.

Вскоре и общенациональная пресса обратила внимание на «эффективный левый плюралистический центр действий внепарламентской оппозиции». Кабаре, доклады, концерты и показы фильмов. Неожиданно наши скромные усилия оценила радиостанция «ВДР» [10], сказав, что наш клуб – «единственное место в Нижней Саксонии, где заботятся о показах прогрессивных фильмов». Все это постоянно привлекало к нам все больше людей, до этого стоявших в стороне от активных действий. Кое у кого из борцов внепарламентской оппозиции, позднее снискавших себе известность, именно здесь впервые начался процесс переоценки ценностей.

Конечно, обо всем происходящем знала и полиция, и во время демонстраций, проходивших в Ганновере или его окрестностях, возле наших дверей постоянно Дежурили две-три бронированные машины с полицейскими в шлемах. Они стали как бы составной частью клуба. А голубые «мигалки», когда их включали, заменяли нам даже световую рекламу.

Наш «Клуб Вольтера» просуществовал 18 месяцев.

В период наивысшего подъема студенческих волнений в нем как в зеркале отразились одновременно (особенно на заключительном этапе) все сильные и все слабые стороны западногерманской внепарламентской оппозиции.

Праздничное открытие было намечено на пасхальные дни 1968 года. Для клуба это было боевое крещение. Вооружившись красками и кистями, мы вшестером наводили последний блеск. Вечером к нам ворвались два иранских студента. «Слышали? Совершено покушение на Руди Дучке. Неизвестно, выживет ли…» Сперва мы не поверили. Звонили в Западный Берлин, слушали новости по радио: все верно. Какой-то молодой парень, начитавшийся подстрекательских статей в «Бильд-цайтунг», прямо на улице уложил двумя выстрелами лидера студенческого движения. Первый парализующий шок постепенно перерастал в гнев. Совещались недолго: разбившись на пары, мы отправились в обход по всем ресторанчикам и пивным в центре города, обращались к сидящим: «Слышали уже?… Демонстрация состоится в девять. Звоните своим друзьям, приходите все».

На демонстрацию перед зданием оперы собрались позднее четыре сотни человек. Для Ганновера по тем временам это было немало. Полиция была застигнута врасплох. Подобной блиц-акции никогда еще не было. Прошло немало времени, прежде чем с воем сирен примчались первые бронированные машины с «мигалками». На лице комиссара отчетливо читались растерянность и недоумение. «Кто руководитель демонстрации?» – выдавил он из себя, еле переводя дыхание. Мы игнорировали присутствие офицера. Он был здесь лишним.