Если учесть, что заключенных с давних пор совершенно сознательно разбрасывают по различным тюрьмам, чтобы «уменьшить опасность контактов между ними и тем самым уменьшить шанс на побег», то можно легко себе представить карту Федеративной Республики Германии в те дни: она напоминала большую картину с множеством изображенных на ней кружков 60 километров в диаметре, которые граничили или перекрывали друг друга. В этих местах было введено «малое чрезвычайное положение». По моей, может, и поверхностной оценке менее полусотни таких областей могли гарантировать осуществление чрезвычайного положения на территории всего государства. Местонахождение этих зон действия чрезвычайных законов можно было к тому же варьировать, перемещая некоторых заключенных из одной тюрьмы в другую.

Но ведь в бундестаге речь шла о ситуациях местного значения, к тому же действующих ограниченное время. И вот какому-то маленькому работнику юстиции удалось обойти те гарантии, которые казались очень надежными. При этом он формально даже не нарушил текста параграфов. Достаточно федеральной прокуратуре только заявить, что где-то когда-то может возникнуть угроза освобождения из тюрьмы заключенных, – как хоп! – и вот по всей стране уже действует ограниченное чрезвычайное положение, а полиция расширяет свои права. Все так просто!

Может быть, отцы закона проглядели лазейку? Или они с помощью маленького трюка обманули общественность и парламент? Кто оказался прав: противники чрезвычайного положения с их сомнениями или сторонники с их бесконечным доверием к исполнительной власти? Или это была всего лишь генеральная репетиция?

Самая большая подлость заключалась в том, что такое резкое ограничение гражданских прав произошло безо всякого шума, втайне. Все военачальники прошлого, даже фактически ничем не стесняющие себя фашистские коменданты городов в гитлеровской армии, предупреждали о чрезвычайном положении с помощью по меньшей мере письменных и устных объявлений. Граждане же Федеративной Республики даже не подозревали, что на них временно распространяется чрезвычайное положение. Статья (на полстранички в газете или заметное рекламное объявление), оповещение по радио и телевидению не были бы лишними, и граждане знали бы об этих изменениях, затрагивающих их правовой статус.

Я хотел все разузнать поточнее и потому позвонил в полицейское управление моего родного города. Ведь и на Ганновер должно было распространяться действие этих законов, так как здесь предположительно сидел нидерландский террорист. А в 35 километрах от Ганновера – в Целле – еще несколько других.

«Я хотел бы только справиться, распространяется ли в настоящее время в связи с законами об облавах чрезвычайное положение и на Ганновер?»

«По этому поводу ничего не могу вам сказать».

Я вспомнил полицейские заграждения, которые видел несколько дней назад в Дюссельдорфе, и тот ответ, который я там услышал.

«Может быть, вы мне дадите понять как-нибудь иносказательно? Я как гражданин этого города хотел бы знать, в каком положении нахожусь. Например, нужно ли брать с собой удостоверение личности, если выходишь за хлебом?»

«Это было бы нелишним. Больше ничего сказать не могу».

Я поблагодарил за разговор и позвонил представителю министерства внутренних дел по связям с прессой, с которыми незадолго до этого полемизировал на страницах местной газеты. Но и здесь я получил стереотипный ответ: «По этому вопросу ничего не могу сказать».

«Но, послушайте, если бы закон вступил в силу, министерство внутренних дел должно было бы узнать об этом первым! Если же вы ничего не знаете, то так и скажите, это равно отрицательному ответу».

«Я же вам ответил: по этому поводу ничего не могу сказать».

«Вы не можете сказать "да" или "нет"?»

«Я скажу вам иначе, господин Киттнер: если бы мы действительно захотели здесь воспользоваться чрезвычайными законами, то вы и некоторые другие… э-э-э… люди давно бы это почувствовали на себе».

Разговор был на этом закончен. Следовало поразмыслить над формулировкой, которую не случайно выбрал представитель министерства внутренних дел по связям с прессой. Он не сказал, что чрезвычайное положение не было объявлено, а только что в настоящее время оно по отношению ко мне и другим… э-э… людям не применяется. Итак, генеральная репетиция?

Оба господина, с которыми я беседовал, явно уходили от ответа на вопрос, было ли объявлено чрезвычайное положение, поскольку, если бы это не соответствовало действительности, им ничего не стоило дать отрицательный ответ.

Позднее я рассказал эту историю одному молодому журналисту в Ганновере. После того как тот проверил все факты, он решил, что из этой истории можно сделать потрясающий материал. «"Тайное чрезвычайное положение в Ганновере?" – неплохой заголовок!»

«Ты это не напечатаешь», – выразил я опасение.

«Почему же, это здорово, это я помещу. Это будет бомбой».

Мы поспорили на бутылку шампанского.

Увиделись мы с ним полгода спустя. Его газета ничего не поместила.