При последних словах в Кремлевском дворце установилось тяжелое гробовое молчание… Бельцин окинул взглядом зал – теперь он не казался ему сборищем средневековых инквизиторов, готовых с наслаждением пытать и казнить непокорных еретиков, – он напоминал загнанную стаю волков, прижатую к красным флажкам, понимающих, что расправа близка и неизбежна…

– Отныне коммунистическая партия утрачивает своё привилегированное положение в обществе! – сказал Бельцин громко. – Я хочу, чтобы все это поняли! Это не запрет партии как таковой – это ещё один шанс ей найти диалог с народом, стать действительно партией народа не на словах, а на деле… Спасибо, я закончил!

Бельцин подошел к президиуму и молча положил перед Михайловым свой партбилет. Михайлов сидел пунцовый от распиравших его обиды и раздражения. Он понял, что проиграл. Проиграл полностью и бесповоротно, – что называется, в чистую… Бельцин с чувством превосходства взглянул на него, усмехнулся и, не слова не говоря, вышел из зала…

Линаев, сидевший рядом с Михайловым наклонился и тихо прошептал:

– Алексей Сергеевич, надо выступить! Нельзя так оставлять…

Михайлов продолжал неподвижно сидеть… Наконец, взял себя в руки, поднялся и вышел к трибуне:

– Товарищи… Гм, – он нервно откашлялся, стараясь сбить осиплость. – Поступок Владимира Николаевича… Это – не геройство… Как хотелось бы некоторым представить… Потому что уход из партии сейчас – это дезертирство, коньюнктурство и игра на публику…. Сейчас оставаться в партии не выгодно или может даже опасно… Поэтому теми, кто оставляет партию сегодня движут те же мотивы, по которым они раньше в партию вступали… Личная выгода и личный интерес… Обвинять партию в предвзятости к кому либо неправильно – сейчас партия ведет открытый диалог со всеми конструктивными силами в стране. Партия начала процесс демократизации в стране и последовательно его продолжает…

Линаев, слушавший в президиуме речь Михайлова, прикрыл глаза ладонью.

"Что он делает? Что он делает?! – в отчаянии подумал он. – Он же оправдывается!!! Получается, что не Бельцин виноват, а мы! Мы должны доказывать, что ни в чем не виноваты… Ну уж нет, никому не позволено судить партию!"

Когда Михайлов сел на место, Линаев взял слово. Он бодро вышел к трибуне и громко произнес:

– Товарищ Бельцин… Или как там теперь его называть?… господин Бельцин?…быстро забыл, что такое партийный долг и партийная ответственность, когда вопрос коснулся его лично и когда лично его попросили отчитаться за свои поступки! Бросить билет на стол оказалось проще, чем отвечать! Но когда отвечать не хочется, лучше самому начать обвинять своих оппонентов… Не важно, что твои оппоненты – это двадцать миллионов коммунистов! Как известно нападение лучший способ защиты! Неужели ещё кому-то не понятно, что действия Владимира Николаевича продиктованы только желанием уйти от ответственности и собственным честолюбием и направлены в конечном итоге против одного человека? Я уже не говорю, что они незаконны! Как известно, шестую статью Конституции у нас никто не отменял… Не мною сказано, но кстати будет повторить здесь в небольшой редакции знаменитые слова: "Вам, господа хорошие, нужны великие потрясения, а нам нужна великая страна!"…

И Линаев под аплодисменты зала занял своё место в президиуме.

Телекамеры вели прямую трансляцию и никто в тот момент не осознал пикантность ситуации… Произнесенные Линаевым слова на самом деле принадлежали Столыпину, – председателю Совмина царской России, и обращены они были к представителям только народившейся партии большевиков, пуля одного из которых потом оборвёт его жизнь, и чьи наследники теперь сидели в этом зале…

Но Бельцин уже покидал Кремль победителем. Он подписал указ в тот же день…

Уже вечером в разных местах Москвы плескались митинги в его поддержку – перед памятником Пушкина рядом с кинотеатром "Россия", на Старой площади около памятника Юрию Долгорукому… Лозунги, лозунги, лозунги! Бронзовые титаны со своих громоздких постаментов с удивлением взирали на митингующих с плакатами под ними. На самодельных плакатах написано – "Владимир, ты прав!", "Долой кпСС!", "Михайлова и его клику в отставку!" В воздухе витали справедливые, обличительные слова и какая-то пронзительная, обнаженная искренность чувств.

На следующий день газета "Правда" вышла с извинениями в адрес президента России за непродуманную редакционную политику и заискивающе просила прощение у Бельцина за действия американских коллег из "Вашингтон пост".

Михайлов был раздавлен. Он отменил все свои встречи и даже поездку в Италию за получением престижной премии Фьюджи, – сидел у себя в кабинете в Кремле и никого не принимал. Помощникам и секретарю сказал, что работает над тезисами о положении в стране к 1 Мая и просил ни с кем не соединять. Но несмотря на запрет кто-то все же прорвался – телефон на столе Михайлова пронзительно и требовательно зазвонил… Михайлов поморщился, но трубку все же снял. Звонила жена:

– Алексей, так нельзя! – услышал Михайлов её звенящий от волнения голос. – Я не просто тебе как жена или друг, я сейчас как гражданин говорю – промолчать сейчас значит допустить развал страны! Нельзя сейчас сидеть сложа руки… Ты ведь не только Генеральный секретарь, ты еще и президент великой державы! На тебе ответственность огромная, её так просто не сбросишь!

Михайлов помолчал, потом спросил:

– Ты сейчас где?

– В Фонде, – Нина Максимовна была председателем фонда "Мир – детям".