Шрифт:
– Извините… А мой друг? Из тридцать девятого номера… – спросил он. – Не знаете где?
– А… Это с глазом который… Уехал уже! С полчаса, как уже уехал. Он вам записку оставил.
Дежурная протянула Игорю сложенный вчетверо листок. Игорь развернул – там было написано:
"Я улетел в Москву. Когда будете возвращаться обязательно позвони. До встречи в Москве! Аркадий."
Вы знаете сколько весит миллион долларов? Настоящий, полноценный миллион долларов? Миллион долларов не весит ничего! Миллион долларов – это, на самом деле, маленький листочек бумаги с напечатанным на нем семизначным числом. Борис Моисеевич Сосновский вышел из прохлады банка и сел за руль припаркованных у тротуара "Жигулей". Захлопнув дверь машины, он вытащил из внутреннего кармана легкой светлой куртки выписку с банковского счета, открытого им на имя своей офшорной фирмы, и посмотрел на длинную череду цифр. Один миллион двадцать девять тысяч семьсот сорок один доллар и двадцать семь центов значилось в ней.
– Ну, вот я и миллионер! – почему-то совершенно спокойно подумал Борис Моисеевич. – Можно покупать белые штаны и ехать в Рио…
А ещё ему пришло в голову, что в отличие от великого комбинатора с таможней у него проблем не будет никаких. Ему не надо рассовывать по карманам брошки с бриллиантами, покупать дорогие шубы, его даже не интересуют пестрящие во всех газетах крикливые заголовки "Обналичим под любой договор!", "Обналичим под минимальный процент!!!" Нет, ничего этого ему делать не надо… Все гораздо проще – достаточно перевести этот миллион на счет своей офшорной фирмы в какой-нибудь иностранный банк и жить дальше на одни проценты, как рантье где-нибудь в солнечном Рио или теплой Хайфе, наслаждаясь повседневным карнавалом жизни…
Неожиданно Борису Моисеевичу показались мелкими и скучными богатства его израильского товарища Александра Шабсона – его небольшой особнячок, старая машина и со смешанным чувством удивления и недоумения он вспомнил, как еще совсем недавно пределом его мечтаний был оклад в каких-то пять тысяч долларов. Борис Моисеевич зрительно сопоставил эти цифры рядом – длинный миллион и коротенькие пять тысяч…
"Разница в двести раз, – автоматически подсчитал он. – Даже больше… Учитывая, что на счете больше миллиона…"
А эта разница не просто в цифрах, вдруг понял он. Эта разница между тем, прежним Борисом Сосновским и им сегодняшним… Разница в возможностях, в свободе выбора, в самом ощущении свободы. Смешно! Прошло-то всего чуть больше двух месяцев… Два месяца и уже два разных человека.
"А может действительно пора остановиться? – предательской искоркой сверкнула у Бориса Моисеевича в мозгу шальная мысль. – Ведь у тебя есть свой миллион! Миллион долларов! Свой! Мечта любого американца, француза, шведа… И еврея, кстати…" Но он тут же себя одернул, провел по ладонью по редеющим волосам и упрямо сжал рот.
"Стоп! Это во мне прежний товарищ Сосновский проснулся… За месяц сделать миллион и остановиться? При том, что есть отлаженный источник дохода? Не-ет! Глупее решения не придумаешь! Теперь наоборот главное – не останавливаться! Тогда что же? Продолжать дальше заниматься сбытом автомобилей? Накапливать первичный капитал, чтобы потом вложить его куда-то ещё, накопить побольше и опять же свалить за границу, наслаждаться жизнью? Нет… Это слишком простое решение! Слишком простое… Решение обывателя, посредственности… Это не для него! Его главное богатство – совсем не деньги, как может показаться на первый взгляд, его главное богатство – это мозги! Использовать этот дар на пятьдесят процентов – все равно, что ездить на машине со скоростью велосипеда: дорого и неудобно. Значит? Значит, надо увидеть проблему с более высокого уровня! Ведь именно на этом основан принцип принятия решения. В чем, в чем, а в принятии решений он – дока, это его хлеб, его специализация, на этом он собаку съел! Значит, получается надо определить уровень! Более высокий уровень…. Тогда надо разобрать ситуацию по-подробнее…"
Борис Моисеевич прикрыл глаза, чтобы избавиться от надоедливого, бьющего через лобовое стекло автомобиля полуденного солнца и углубился в педантичный анализ своего сегодняшнего положения.
"Сбыт автомобилей – это лишь этап в процессе от производства товара до его потребления, – думал он. – Конечный этап… Этап, на котором образуется прибыль… Так? Хорошо! Но всего лишь этап… И сегодня он, Борис Сосновский есть на этом этапе, а завтра может и не быть – найдутся такие же, – неглупые, со связями, но более шустрые и не слишком разборчивые в средствах, которые готовы поделиться и с директором, и с начальником сбыта, лишь бы только убрать его с этого места… А что такие найдутся, можно не сомневаться. Обязательно найдутся! Если, конечно, он до этого ничего не придумает… Значит сейчас, пока он ещё вне конкуренции, надо думать, как влиять на весь процесс… Влиять на весь процесс? Но как? – Борис Моисеевич, не открывая плотно сомкнутых век, сдвинул на переносице узкие редкие брови, сделал над собой усилие в поисках ответа и через секунду мысленно сам себе ответил. – Влиять на весь процесс можно только, когда управляешь процессом! Вот! Значит надо управлять всем процессом! А кто сегодня управляет процессом? Директор и правительство Москвы! Но правительство Москвы ведь имеет персоналии, правительство Москвы это прежде всего мэр – Харитонов Павел Гаврилович… Вот и получается, что надо выходить на мэра! И выходить желательно с подачи директора…"
Сосновский открыл глаза и улыбнулся сам себе, словно решение этой занятной головоломки доставило ему удовольствие. Затем он быстро убрал улыбку с лица и в задумчивости потер наморщенный лоб, – постарался вспомнить свою израильскую встречу в Иерусалимском департаменте иммиграции:
"Что по этому поводу говорил Моше Лавин? Что правительство Москвы задолжало восемнадцать миллионов? Так кажется? И из-за этого может встать треть автобусного парка столицы? Бред… Ерунда! Что такое восемнадцать миллионов для такого города, как Москва? Бюджет Нью-Йорка несколько миллиардов, а у нас проблема восемнадцать миллионов! Но это наш, совковый бред! Значит его можно использовать себе на пользу… Получается, что цена вопроса о заводе – восемнадцать миллионов! Это, по-бухгалтерски, наши пассивы… А что же у нас в активах? А в активах у нас – целый завод, выпускающий даже сейчас, с учетом падения производства, 300 тысяч автомобилей в год… Причем автомобили лучшие в Союзе и пользующиеся спросом. Значит, на тысяче автомобилей я заработал миллион. Получается на 300 тысячах автомобилей я вполне бы мог заработать триста миллионов… Но это в теории, – не будем забывать… Даже при всем желании я не смог бы попустить весь сбыт через себя… Это во-первых… А во-вторых, жадность наказуема! Правило успеха: делиться и тогда всё получится! Точнее, надо стараться быть полезным… Нет-нет! Не стараться понравиться – стараться понравиться занятие глупое и неблагодарное, а именно быть полезным, прочувствовать проблемы партнера, постараться ему помочь… Причем помочь искренне, потому что фальшь чувствуется сразу… Вот тогда будет отдача! Третий закон Ньютона, применительно к социуму, – сила воздействия, равна силе отдачи… Никто ведь не захочет оставаться чьим-то должником, потому что быть должником, значит признать свою зависимость, признать свою слабость… Ну что же… Задача понятна… Теперь осталось только приступить к ее выполнению…"
Сосновский включил зажигание, посмотрел в зеркальце заднего вида и медленно отъехал от обочины, – поехал вдоль по улице, ища глазами телефон-автомат. Заметив красную будку у фасада кирпичного дома, затормозил. Зайдя обшарпанную кабинку, порылся в кошельке, но медной двушки не обнаружил. "Эпохальная картина! – усмехнувшись, подумал про себя Борис Моисеевич. – Советский миллионер не может позвонить, потому что у него нет двух копеек!" Он судорожно оглянулся, выискивая, где можно разменять мелочь. Его взгляд скользнул по закрытым стеклянным дверям гастронома, – в магазине был обед, до открытия ещё оставалось полчаса, – и уперся в стоящий рядом табачный киоск. Сосновский вышел из кабинки и подошел к ларьку. Наклонил голову так, чтобы можно было видеть усатого киоскера, обосновавшегося внутри, обратился, как можно вежливее: