Популярного автора «Нью-Йорк таймс» Дэвида Вебера часто сравнивают с С.С. Форестером, создателем Горацио Хорнблауэра, одним из самых прославленных современных авторов военной научной фантастики, хотя он на самом деле пишет все — от космических опер до эпической фэнтези. Более всего Вебер известен как автор обширной серии романов и рассказов о подвигах Виктории Харрингтон — возможно, самого популярного военного научно-фантастического цикла всех времен, в которую входят романы «Космическая станция «Василиск», «Честь королевы», «Поле бесчестия», «В руках врага» и другие, а также рассказы о Виктории Харрингтон, недавно собранные в сборник «Миры Вебера: «Гардемарин Харрингтон» и другие рассказы». Кроме того, Дэвид Вебер разрешил другим авторам писать произведения о вселенной Виктории Харрингтон. В их число вошли С.М.Стирлинг, Эрик Флинт, Дэвид Дрейк, Джейн Линдскольд и Тимоти Зан. Также Вебер является автором нескольких циклов эпической фэнтези, куда входят «Клятва мечей», «Гвардия бога войны» и «Клятва всадника ветра», четырехтомный Дахакский цикл, четырехтомный цикл «Галактический шторм» (в соавторстве со Стивом Уайтом) и дилогия «Ассити Шард» (в соавторстве с Эриком Флинтом), и автором одиночных романов «Дорога ярости», «Одинокий тролль», «Путь Эскалибура», «Старые солдаты» и «Рожденный в ярости». К числу последних его книг относятся трехтомный цикл «Сейфхолд», начатый в 2007 году романом «Прочь с рифа Армагеддон», дилогии «Множественная Вселенная» (в соавторстве с Линдой Эванс), сборником, посвященным Виктории Харрингтон, «Гардемарин Харрингтон», новый роман из цикла «Сейфхолд», «О ересях бедствующих», и «Буря среди теней». Дэвид Вебер живет в Гринвилле, штат Южная Калифорния. В запутанной и увлекательной повести, вошедшей в этот сборник, он изображает разбитую и обескровленную Землю, которую почти поставили на колени безжалостные инопланетные захватчики — всю, кроме нескольких рассеянных вдалеке друг от друга воинов, которым на коленях как-то неудобно, и они берут на себя обязанность защищать человеческую расу — а в процессе узнают, что у них имеются неожиданные ресурсы, которые можно использовать для битвы.

Коммуникатор командующего флотом Тхикайра свистнул, подав сигнал вызова.

Тхикайр навсегда запомнил, как прозаично и... обычно прозвучал этот сигнал, но тогда, в тот момент, когда он оторвал взгляд от очередного царства смертельно нудной бумажной работы, когда он все еще ничего не знал, Тхикайр ощутил лишь неоспоримое облегчение от этой возможности отвлечься. Он нажал на кнопку приема, и ощущение облегчения тут же испарилось, стоило Тхикайру узнать лицо капитана собственного флагманского корабля... и осознать, насколько тот обеспокоен.

— Что случилось, Ахзмер? — спросил командующий, не тратя времени на официальные приветствия.

— Сэр, боюсь, наши разведывательные корабли только что доложили о довольно... печальном открытии, — ответил капитан Ахзмер.

— Что такое? — Ахзмер замешкался с ответом, и Тхикайр вопросительно поднял уши.

— Сэр, они ловят некие достаточно сложные передачи.

— Передачи? — Пару мгновений смысл новости не доходил до сознания командующего, но затем Тхикайр прищурился и ощетинился. — Насколько сложные? — резким тоном спросил он.

— Боюсь, сэр, очень сложные, — с несчастным видом отозвался Ахзмер. — Мы ловим цифровые и аналоговые передачи на весьма впечатляющей полосе ширины частот. Эта активность соответствует как минимум третьему уровню, сэр. Возможно, даже... — Ахзмер прижал уши, — даже второму уровню.

Уши Тхикайра были прижаты к голове даже плотнее, чем у капитана флагмана, и он почувствовал, как уголки губ приподнимаются, обнажая кончики клыков. Ему не следовало позволять себе такое откровенное выражение чувств, но они с Ахзмером знали друг друга не один десяток лет, и очевидно было, что мысли капитана сейчас текут в том же направлении, что и его собственные.

Их флот вышел обратно в обычное пространство два дня назад, после восьми субъективных стандартных лет, проведенных в криогенном сне. Полет длился около шестнадцати стандартных лет, по часам всей прочей галактики, поскольку даже самый лучший преобразователь скорости, даже в гиперпространстве, не позволял развить скорость, превышающую скорость света в обычном пространстве более чем в пять-шесть раз. Их линейные и корабли и транспортные суда до сих пор находились в неделе пути от объекта в обычном пространстве. Они выходили из бесконечной тьмы, словно огромные холеные хастхары, что изготовились к прыжку, хоть их когти и клыки пока и спрятаны. Но командующий послал более легкие корабли-разведчики — малый тоннаж делал их двигатели обычного пространства более эффективными — вперед, дабы присмотреться к цели их путешествия поближе. Теперь же Тхикайр поймал себя на том, что сожалеет о собственном решении.

«Прекрати! — строго приказал он себе. — Твое неведение в любом случае не продлилось бы намного дольше. И ты по-прежнему должен решать, что же делать дальше. По крайней мере, так у тебя есть хоть какое-то время на размышления!»

Разум Тхикайра снова заработал. Командующий откинулся на спинку кресла, и шестипалая рука машинально потянулась потеребить хвост, когда Тхикайр погрузился в размышления.

Суть проблемы заключалась в том, что разрешение Совета Гегемонии на эту операцию основывалось на докладе изыскательской группы, утверждавшей, что разумные расы данного объекта достигли всего лишь шестого уровня цивилизации. Другие две системы в списке Тхикайра обе получили классификацию пятого уровня, хотя одна из них уже подобралась к границе между пятым и четвертым. Получить у Совета разрешение на эти две системы оказалось непросто. На самом деле именно из-за того, что рассмотрение дела шонгайрийцев в Совете было связано с такими ожесточенными спорами, миссию откладывали так долго, что в результате она превратилась в операцию в трех системах. Но «колонизация» конкретно этой системы была дозволена практически без оговорок — подобную миссию мог предпринять любой член Гегемонии. Но они, конечно же, никогда не санкционировали бы освоение планеты с третьим уровнем, не говоря уже о втором! На самом деле все, кто добирался до второго уровня, попадал под протекторат до того момента, пока не достигнет первого — или пока не уничтожит себя (и не менее половины цивилизаций ухитрялись именно это и сделать).

«Трусы! — с возмущением подумал Тхикайр. — Ковырятели земли! Травоеды!»

Шонгайрийцы были единственной плотоядной расой, достигшей максимального уровня. Почти сорок процентов других рас, входивших в Гегемонию, были травоядными, и для них пищевые склонности шонгайрийцев были варварскими, отвратительными и даже наводящими ужас. И даже у большинства всеядных членов Гегемонии шонгайрийцы вызывали тревогу и ощущение неловкости.

Их собственная драгоценная конституция вынудила Гегемонию признать шонгайрийцев, когда империя вышла к звездам, но радости это ни у кого не вызвало. На самом деле Тхикайру довелось прочесть несколько научных монографий, доказывавших, что существование его народа — всего лишь невероятная случайность, возникшая (с точки зрения авторов монографий — к несчастью) в силу небывалого стечения обстоятельств. Что они должны были сделать, если бы им хватило приличия последовать примеру других рас с такими же психопатически агрессивными склонностями к насилию, так это загнать себя обратно в каменный век сразу же после того, как они открыли деление атомного ядра.

К несчастью для всяких расистских фанатиков, народ Тхикайра этого не сделал. Что не помешало Совету относиться к ним без особого расположения. Равно как и пытаться отказывать им в реализации их законных прав.

«Можно подумать, мы — единственная раса, желающая колоний! Есть еще бартонцы и крепту — так, для начала. А как насчет лиату? Они травоеды, но это им не помешало превратить в свои колонии больше пятидесяти систем!»

Тхикайр сделал над собой усилие, прекратил теребить хвост и глубоко вздохнул. Хватит растравливать старые обиды — это не поможет решить нынешнюю проблему. А если уж говорить беспристрастно — хотя беспристрастным Тхикайр быть не хотел, особенно когда речь шла о лиату, — тот факт, что они странствуют по галактике шестьдесят две тысячи стандартных лет, а шонгайрийцы — всего девятьсот, объяснял эту диспропорцию — по крайней мере отчасти.