Хорошее лицо. Полезное. Интересно, увижу ли я его еще когда-нибудь?

Я возвращаюсь к кровати Джейн Доу. Странная тошнота никуда не делась: она накатывает приступами в такт дыханию Джейн Доу, а дышит она совсем тяжело. Ее тело под простыней судорожно подергивается, глаза по-прежнему закрыты, лицо потное и белое. Некоторые из машин, подсоединенных к ее телу, издают ровные, монотонные звуки, но другие заходятся отрывистым сигналом тревоги: в сознании она или нет, очевидно, что с ее телом что-то не так. И я знаю почему — так же, как знаю теперь многое другое. Дар, вырвавшийся на волю благодаря пережитой ею травме — способность создать меня из ничего, дать мне жизнь, способность издалека чуять опасность, страх, жестокость и посылать на помощь своего собственного невероятного ангела-хранителя, — все это сделалось слишком сильным для тела, в котором оно находилось.

Я сажусь рядом, беру ее тяжелую, безвольно обмякшую руку, и тьма касается меня.

«Их слишком много».

Губы у меня совсем застыли, я даже не пытаюсь говорить. Все, что я могу, — это только смотреть.

«Их слишком много, она не способна успеть везде».

Образы обрушиваются на меня, летят перед глазами, точно падающие листья.

Красное.

Мокрое, красное.

Все ноги в красном.

Она создала меня, чтобы спастись самой, но я опоздала. И мы принялись спасать других, вдвоем, она и я. Мы спасли многих, очень многих!

Я смотрю на дверь. С каждым звуком я жду, что сейчас сюда ворвутся с грохотом, может, даже с пальбой и с собаками. Приведет ли сюда Фелисия того славного молодого полицейского? Я хотела бы ему объяснить...

Во тьме — тепло. Я ощущаю его у себя в голове, я ощущаю его на своей коже. Это боль... но и что-то большее, чем боль.

На стене, рядом с телефоном, висит белая доска, на которой что-то написано, и рядом лежит маркер. Писать — непривычное для меня занятие, мне никогда раньше не приходилось этого делать, так что получается у меня не сразу, но в конце концов я справляюсь с этим делом. Детскими крупными буквами я вывожу на доске имя, которое нашла во тьме, и два слова: «СПАСИБО ВАМ».

Потом возвращаюсь к ее кровати.

В коридоре слышатся голоса: Фелисия, еще одна женщина и двое или трое мужчин. Есть ли среди них тот молодой полицейский — этого я сказать не могу. Ключа в замке пока не слышно. Наверно, они боятся женщины, которая появляется и исчезает как по волшебству.

Наверно, мне хотелось бы иметь свое собственное имя, но ладно, неважно. Я наклоняюсь и выдергиваю проводочки, потом трубочки. Как же их много! Некоторые машины умолкают, другие, наоборот, разражаются воем.

Кто-то возится с замком... вот, наконец-то вставили ключ. Сомкнуть руки у нее на горле оказывается совсем нетрудно. Я чувствую ее дыхание между пальцами.

Автор международных бестселлеров, Диана Гэблдоп является лауреатом премии «Квилл» и премии RITA, присуждаемой Обществом писателей любовных романов Америки. Она создала серию «Странник» — чрезвычайно популярных романов о путешествиях во времени: «Чужеземец», «Стрекоза в янтаре», «Барабаны осени», «The Fiery Cross» и «А Breath of Snow and Ashes». Среди ее исторических романов о необычайных приключениях лорда Джона — такие, как «Lord John and the Private Matter», «Lord John and the Brotherhood of the Blade», «Лорд Джон и суккуб», и сборник рассказов о лорде Джоне «Lord John and the Hand of Devils». Кроме того, она написала современный детектив «White Knight». Готовится к выходу новый роман о Страннике, «Аn Echo in the Bone».

Здесь ее отважный герой, лорд Джон, отправляется в Новый Свет и во время осады Квебека подвергается куда более коварным опасностям, чем обычные пули, снаряды и клинки.

Если так подумать, скорее всего, это все вышло из-за электрического угря. Джон Грей мог бы обвинить во всем — и некоторое время винил — благородную Каролину Вудфорд. И хирурга. И уж, конечно, этого треклятого поэтишку. И все-таки... нет, это все из-за угря.

Прием проходил в доме Люсинды Джоффрей. Сэра Ричарда дома не было: дипломат его ранга не мог одобрить подобных развлечений. Вечеринки с электрическими угрями были последним писком сезона в Лондоне, но, поскольку достать этих животных было трудно, частные приемы устраивали редко. Обычно такие представления устраивали в театрах, где немногие избранные счастливчики поднимались на сцену, получали разряд тока и валились на пол, как кегли, на потеху публике.

— Рекорд был — сорок два человека! — сообщила ему Каролина, глядя широко раскрытыми сияющими глазами на тварь, которая извивалась у себя в аквариуме.