Хирург, мистер Хантер, присел рядом в ним и уставился на него с неподдельным интересом.

— И как вы себя чувствуете? — осведомился он. — Голова кружится?

Грей потряс головой, разевая рот, точно золотая рыбка, и не без усилия стукнул себя в грудь.

Мистера Хантера не пришлось долго упрашивать: он проворно расстегнул камзол Грея и прижался ухом к его груди. То, что он услышал — а точнее, то, чего он не услышал, — явно его встревожило, потому что он вскинулся, стиснул кулаки и обрушил их на грудь Грея с такой силой, что у того аж позвоночник хрустнул.

Этот спасительный удар вышиб из легких Грея остатки воздуха; они рефлекторно наполнились снова, и майор внезапно заново вспомнил, как дышать. Сердце тоже вспомнило о своих обязанностях и забилось заново. Он сел, отвел руки мистера Хантера, который уже примеривался нанести ему следующий удар, и, моргая, оглядел царящее вокруг побоище.

Пол был усеян телами. Некоторые корчились, некоторые лежали неподвижно, беспомощно раскинув руки и ноги, некоторые уже пришли в себя и с помощью друзей поднимались на ноги. Звучали возбужденные возгласы, Садфилд стоял рядом со своим угрем, гордо улыбаясь и принимая поздравления. Сам угорь, похоже, был недоволен: он плавал кругами, сердито дергая массивным хвостом.

Эдвин Николс стоял на четвереньках, медленно поднимаясь на ноги. Грей подхватил под руки Каролину Вудфорд и помог ей встать. Встать-то она встала, но так неловко, что тотчас потеряла равновесие и упала прямо на мистера Николса. Тот тоже потерял равновесие и тяжело опустился на пол, а благородная Каролина очутилась у него на коленях. Николс то ли от шока, то ли от возбуждения, то ли спьяну, то ли оттого, что по природе был хамом, воспользовался случаем, облапил растерянную Каролину и смачно чмокнул ее прямо в губы.

— Что было потом — Грей помнил плохо. У него осталось смутное ощущение, что он все-таки сломал Николсу нос, и, судя по разбитым и опухшим костяшкам на правой руке, так оно и было. Однако помимо этого было много шума, и у Грея осталось неприятное ощущение, что его тело упорно не желало держаться в отведенных ему пределах. Казалось, те или иные его части то и дело уплывали в сторону, покидая границы его плоти.

А то, что оставалось внутри, явно пришло в расстройство. Его слух, который до сих пор не восстановился полностью после того, как рядом с ним несколько месяцев назад взорвалась пушка, после электрического удара отказал окончательно. То есть слышать он что-то слышал, но услышанное не имело никакого смысла. Отдельные слова долетали до него сквозь неумолчное гудение и звон в ушах, но он никак не мог соотнести их с движениями шевелящихся губ вокруг. Он даже не был уверен, говорит ли он сам именно то, что хочет сказать.

Вокруг кишели голоса, лица — море хаотичных звуков и движений. Его хватали, тащили, толкали. Он выбросил руку в сторону, скорее чтобы проверить, что там есть, чем стремясь нанести

удар — но снова ощутил сопротивление плоти. Временами вокруг всплывали лица, которые он узнавал: Люсинда, шокированная и разъяренная; Каролина, растерянная, с растрепанными рыжими волосами и осыпавшейся пудрой.

В общем и целом Грей не был уверен, вызвал он Николса на дуэль или наоборот. Николс ведь должен был бросить ему вызов? Он отчетливо помнил Николса, зажимающего нос окровавленным платком, с сузившимися глазами, горящими жаждой убийства. Но потом он обнаружил себя в рубашке, стоящим в небольшом парке позади дома Джоффреев, с пистолетом в руке. Не сам же он выбрал стреляться на чужих пистолетах, верно?

Может быть, Николс все же оскорбил его и он бросил Николсу вызов, сам того не сознавая?

Днем прошел дождь, и теперь сделалось холодно; ветер трепал рубашку, прижимая ее к телу. Обоняние у него заметно обострилось казалось, это было единственное из его чувств, которое по-прежнему работало как следует. Пахло дымом из каминов, сырой зеленью и его собственным потом, запах которого приобрел странный, металлический оттенок. И какой-то мерзостью, отдававшей слизью и тиной. Это он машинально вытер об штаны руку, которой хватался за угря.

Кто-то что-то ему говорил. Он не без труда сосредоточился на докторе Хантере, который стоял рядом с ним, все с тем же выражением всепоглощающего любопытства на лице. «Ну да, конечно. Понадобится же врач, — рассеянно подумал он. — На дуэли всегда должен присутствовать врач...»

— Да, — ответил он, догадавшись по приподнятым бровям Хантера, что тот о чем-то спросил. Потом, запоздало испугавшись, что только что обещал свое тело хирургу, если его пристрелят, свободной рукой ухватил Хантера за камзол.

— Нет! Не прикасайтесь... ко мне, — выдавил он. — Никаких... скальпелей. Упырь! — добавил он, вспомнив, наконец, нужное слово.

Хантер кивнул. Он, похоже, не обиделся.

Небо было затянуто тучами, единственный свет давали далекие фонари у подъезда. Николс выглядел как белесое пятно, и пятно это приближалось.

Внезапно кто-то ухватил Грея, силой развернул его и поставил спиной к спине с Николсом. Жар тела противника, внезапно оказавшегося так близко, застал его врасплох.

«Черт! — подумалось ему вдруг. — Хорошо ли он стреляет?»