Шрифт:
— Все сделано, хозяин. — Станислаус перестал быть гипнотизером. Его «центральный» взгляд не проникал в остекленевшие от избытка пива глаза хозяина.
— Чего вы тут рассиживаетесь? Лишь бы свету побольше сжечь?
Софи обмякла на своем стуле. Глаза ее были закрыты, и она улыбалась. Хозяйка встряхнула ее. Софи не проснулась. Станислаус ее усыпил, вот пусть он и пробудит ее ото сна. Он не мог при всех вытащить свою книжку. И беспомощно сказал хозяйке:
— Она так устает, эта Софи. Она частенько засыпает после ужина.
Хозяйка попыталась стащить Софи со стула. Софи сидела тяжело и неподвижно. Спинка стула треснула, но Софи не шелохнулась.
Станислаус сбегал в пекарню и принес два противня. Стукнув один о другой, он крикнул:
— Проснись, Софи, путь свободен!
И надо же, Софи пошевелилась! Она потерла глаза, потянулась и зевнула.
— Какой чудный сон мне снился, — с восторгом сказала она. — Идем спатеньки, мальчик! — Она подняла глаза и увидела хозяйку в платье выше колен. — Пора вставать, хозяйка? Я что, проспала?
— Ах ты дура, бесстыдница! — Хозяйка сняла шляпку. Ее стриженные под мальчика волосы встали дыбом. Хозяин залился смехом.
— Ты такое видел — трах, трах, тра-та-та! — Он попытался пальцами ухватить Станислауса за ухо. Станислаус увернулся. — Ты в кислое тесто как следует муки подсыпал, фокусник?
— Очень много муки насыпал, хозяин.
Этой ночью Станислаус не мог уснуть. Он весь пылал. Его фантазия плавила его, как проволоку в кузнечном горне. Он загипнотизировал Софи!
Фриц в эту ночь домой не явился. Спал, поди, с какой-нибудь девицей? Может, он для нее тоже был сладостным мужчиной? Только за полчаса до звонка будильника Станислаус забылся беспокойным сном.
15
Станислаус излечивает ученика пекаря от страсти к курению и вселяет похоть в тело хозяйки.
В пекарне столбом стоит мучная пыль. Фриц Латте с каждым днем делается все болтливее.
— Мне тут еще месяц-другой торчать, так уж я их на всю катушку использую! Все равно ведь придется уходить. Старик подмастерьев не держит. Ученики дешевле. Ох и попляшу я напоследок у него на голове! Вся лысина в ссадинах будет! — Так говорил Фриц о своем учителе. Он хлопнул по плечу Станислауса и сказал: — Ты, конечно, тут совсем загибаешься, скоро начнешь пресмыкаться перед стариком!
— Я учусь, — многозначительно ответил Станислаус. Гипнотизерская книжка шелестела у него за пазухой.
— Учись — научишься. Айда на ярмарку! Увидишь там кое-что. Если старик заругается, я его поколочу.
— Он вчера грозился тебе всыпать, а ты, однако, его не поколотил.
— Вчера было вчера. Теперь я стал мужчиной. — И тихонько добавил: — Мужчиной, который спал с женщиной. — И опять повысил голос: — А кроме того, нас двое, как старик войдет, так мы его и схватим.
Нет, Станислаус ничего не желал слушать об избиении в пекарне.
— И что тебе за охота на карусели кататься, Фриц? Она крутится себе, а ты в конце концов стоишь на том же месте, голова кругом идет, и денежки тю-тю.
— А там в балагане один людей гипнозирует.
— Гипнотизирует, — поправил Станислаус и навострил уши.
— Вот-вот, какое-то аптечное слово, да, в общем, он тебя усыпляет, хоть стоя, хоть на ходу. И ты делаешь все, что он пожелает. Я встал у нарисованного дерева и поднял ногу. Этот подлец решил из меня собаку изобразить. Я должен был лаять, и он разбудил меня, когда я собрался укусить его за ногу.
Станислауса одолела мальчишеская хвастливость.
— И по-твоему, это невесть какое искусство? Да я еще до завтрака три раза превращу тебя в собаку, даже в лошадь, и ты у всех на глазах стрескаешь охапку сена.
Станислаус должен это доказать. Язвительные насмешки Фрица подстегнули его. Усыпить изумленного Фрица было легче легкого. Когда он, одеревеневший и безжизненный, стоял у стены, Софи закрыла глаза подолом передника и с криком умчалась прочь.
Станислаус приказал Фрицу закурить сигареты. Фриц задымил.
— Сигарета воняет, — сказал Станислаус.
Фриц затянулся и сморщился.
— У сигареты вкус дерьма!
У Фрица вывалился язык.
— Теперь три дня твои сигареты будут только вонять!
Фриц выбросил сигарету.
Станислауса ничуть не прельщало ставить дальнейшие эксперименты с Латте. Но он должен был дать понять Фрицу, этому скептику, что тот подчиняется его тайным силам.
— Я, твой господин и учитель, — глухим голосом произнес Станислаус, — повелеваю тебе появиться утром в пекарне с высунутым языком!