ВОПРОС: Этот роман вы тоже оставляли Усовой?

ОТВЕТ: Да, оставлял.

ВОПРОС: Почему, перечисляя то, что вы оставляли Усовой, вы не назвали этот роман?

ОТВЕТ: Потому что в этом романе имеется критика советской действительности, которая может быть определена следствием как антисоветские высказывания.

ВОПРОС: Какие еще произведения вы написали, в которых имеются антисоветские взгляды?

ОТВЕТ: Это мои наброски к поэме "Германцы", которые я написал в 1942 году, и еще несколько стихотворений.

ВОПРОС: Эти произведения тоже находились у Усовой?

ОТВЕТ: Нет. Эти произведения я оставлял в своей квартире.

ВОПРОС: Укажите, где находятся написанные вами антисоветские произведения?

ОТВЕТ: Этого я следствию не скажу.

ВОПРОС: Почему?

ОТВЕТ: Над романом "Странники ночи" я работал десять лет. Эта работа мне слишком дорога, и я не могу сознательно обрекать ее на уничтожение.

Другие мои антисоветские произведения спрятаны вместе с этим романом. Поэтому я не могу указать их местонахождение.

ВОПРОС: Значит, вы отказываетесь выдать свои антисоветские труды?

ОТВЕТ: Да, отказываюсь. Во всяком случае сейчас я этого не скажу.

ВОПРОС: Следствие расценивает это как продолжение вашей борьбы против советской власти. Учтите это" [376] .

О романе всё уже знали, но, согласно методам дознания, подследственный должен с ужасом обнаружить, что от "органов" ничего скрыть нельзя, нужно сдаваться и выкладывать затаенное. Кроме того, Жуков задавал вопросы о сочинениях Коваленского, и задавал так, что стало ясно, о них тоже знают в подробностях. Содержание поэм "Химеры" и "Корни века" не могли знать ни Стефанович, ни Хижнякова. Неужели Ш.?

Третий в этот день допрос начался в 22 часа 30 минут. Он продолжался почти всю ночь и закончился без четверти пять утра. Допрашивали два полковника — Иванов, сменивший утомленного Кулыгина, и Жуков. Опять шла речь о "произведениях антисоветского содержания". Вначале арестованного заставили их перечислить и указать место, где они хранятся, повторяя: "Учтите, что ваше запирательство бесполезно". Дать понять, что запирательство бесполезно, здесь умели.

И Андреев отвечал: "Я это понимаю. Я решил указать следствию место, где хранятся мои антисоветские произведения.

Они находятся в квартире, где я живу. При входе в квартиру имеется передняя, в которой находится лестница в семь ступеней. По бокам этой лестницы есть парапеты. С левой стороны парапет более широкий. На нем стоят вещи домашнего обихода. Если их убрать, то можно поднять доску, и тогда откроется углубление.

Именно в этом месте и хранятся все мои антисоветские произведения, за исключением тех, которые находятся в комнате" [377] .

К тому времени допросили Татьяну Усову. Ее привезли на допрос в тот же день вместе с изъятыми у нее рукописями Даниила Андреева. Допрашивали пять часов, провели очную ставку. И пока отпустили. Она передала сестре запомнившуюся фразу Андреева, брошенную следователю: "У меня с вами нет ни одной точки соприкосновения". Он потом сетовал: "…замечательно показала себя Тат<ьяна>Влад<имировна>, но я опростоволосился так, как ни с кем, и теперь, вероятно, она не хочет обо мне знать" [378] .

Делом Андреева, начиная с ареста, занимался отдел "Т". Следствием руководили начальник следственной части по особо важным делам генерал — майор Александр Георгиевич Леонов и полковник Владимир Иванович Комаров. Вопросы о "произведениях антисоветского содержания" подводили к убедительному подтверждению обвинения, в сущности, сформулированному сразу. Намеченный лубянскими драматургами сюжет предопределил многомесячную работу над монологами признаний и диалогами допросов.

На допросы — таковы правила — из камер вызывали шепотом: "на А" — значит Андреева, "на В" — Василенко, никогда не называя фамилию полностью. По коридорам вели два надзирателя, и так, чтобы заключенные друг друга ни в коем случае не увидели. Если направ лялись вниз по лестнице, а потом длинным, без дверей коридором к лифту — значит, в основное здание.

Допрашивали продуманно, по давно отработанным методикам, и почти всегда добивались, чего хотели. Видимо, к первым допросам относится эпизод, переданный со слов Андреева Борисом Чуковым. Допрашивавший Андреева Леонов "с людоедской улыбкой говорил ему, зловеще растягивая слова:

— Вы еще не знаете, Андреев, специальным ножом мы из вас кишки вытянем. Букваль — но!" [379] .

Требовались выразительные доказательства, факты работы организованной группы вражеского подполья, того, что она не просто занималось антисоветской агитацией и пропагандой, распространяя собственные литературные произведения, а готовила террористический акт против главы Советского правительства. Для обвинения в "агитации и пропаганде" материала хватало с избытком. Тогда же арестованный драматург Александр Гладков сел только за то, что рукопись, без всякого намека на антисоветское, но отвергнутую издательством, прочел в тесном кругу друзей.