— Нельзя трогать человека с переломом. Нужно дождаться «скорую», — ответила женщина.

— Вы что-то сломали?

Та покачала головой:

— Речь о машине.

— Да какого черта… — Мать нахмурилась и вскинула руку. Лори показалось, что сейчас она ударит собеседницу, но жест оборвался в воздухе, и мать лишь слегка шлепнула ладонью по крыше машины. Впрочем, звук получился достаточно громким, чтобы женщина подскочила.

— Если машина сломалась, зачем вы вообще сели за руль?

— Все было в порядке, когда я выехала. А потом… магазин канцтоваров был закрыт, и я отвезла Эрику учебники, а когда вышла — машина могла ехать только задом. — Женщина подняла что-то с пола и выпрямилась, прижимая к уху телефон. Она нажала несколько кнопок. — И в довершение всего, — добавила она, — кажется, у меня сломался мобильник.

— Я позвоню, — сказала мать. — Подождите здесь. Никуда не двигайтесь. Просто ждите.

Она вернулась к машине, села и выудила из сумочки телефон. Лори слушала, как она рассказывает оператору о случившемся. Кто в кого врезался, где они находятся, сколько участников…

— Нет, пострадавших нет. Но другой водитель, кажется, слегка… не в себе.

Лори видела сидевшую в машине женщину. Она по-прежнему прижимала телефон к щеке, и костяшки у нее были белые, как свечной воск.

— Ма, зачем она так крепко держит телефон? — спросила Лори.

А потом женщина начала плакать.

Пока они ждали полицию, площадка перед школой начала заполняться машинами родителей и нянь, ожидавших окончания уроков в четверть четвертого. Солнце отражалось в стеклах, колпаках и бамперах, и в воздухе как будто мелькали ножи.

Спустя некоторое время Лори начала ощущать боль в мышцах — результат столкновения. Она расстегнула ремень безопасности, положила голову к матери на колени и стала смотреть в потолок.

— Похоже, придется перенести визит к зубному, детка, — сказала мать.

— А, да, — ответила Лори. — Я и забыла.

Когда зазвучали сирены, она даже не знала, были ли это патрульные машины, въезжавшие на парковку, или те, другие, сирены, которые предупреждали о том, что сейчас начнут падать бомбы. Сирены, неразрывно связанные с оранжевыми жилетами.

Понадобилось еще шесть дней, чтобы выбраться на ледник Росса. Шесть дней непрерывного снегопада. Снег кружился в воздухе — сетями, клубками, плетьми. Шесть дней крошащегося льда и каменных насыпей, которые поднимались из метели, точь-в-точь снабженные наживкой ловушки. Лори боялась, что из-за метели пропустит очередную трещину, слетит с тропы и врежется в склон горы, но однажды утром она проснулась в неожиданно мертвой тишине. Выйдя из палатки, она обнаружила девственно белую ледяную равнину, которая расстилалась до горизонта. Лори испытала невероятное облегчение. Должно быть, небо расчистилось, пока она спала. Лори обернулась и увидела позади вереницу утесов и язык ледника. Она тут же поняла, что пересекла черту накануне, даже не заметив этого.

Она собрала вещи при свете занимающейся зари и снова пустилась в путь. Если хорошая погода продержится — а в такой близости от побережья оставалось полагаться только на удачу, — Лори надеялась достичь станции, прежде чем усталость наконец возьмет верх. Но погодные условия могли измениться в мгновение ока, а поэтому ей хотелось проехать как можно больше, прежде чем что-нибудь случится.

Вскоре снегоход катил так быстро, что из-под полозьев разлетались двойные волны снега, падая на лед с тихим шлепком. К полудню солнечный свет отражался от снега, как от прессованной фольги. Под снегоходом был лед, а подо льдом океан, и Лори удивлялась, что не чувствует движения воды. Она думала, что непременно почувствует. Но шельфовый лед казался таким же ровным и неподвижным, как и на континенте. Разумеется, континентальный лед не был и вполовину таким непроницаемым, как несколько десятилетий назад, до начала великого таяния. Из основ геологии, изученных в колледже, Лори знала, что даже сама земля далеко не так незыблема, как кажется. В конце концов под ледниками пролегает камень, а под камнем магма, и не важно, в какой точке планеты ты находишься, — ты всегда балансируешь, как пробка на воде. Может быть, она просто привыкла к этому ощущению.

Всякий раз, когда Лори слезала со снегохода, и по утрам, когда она покидала уютное тепло палатки, от лютого мороза у нее перехватывало дух. Как давно она покинула убежище? Две недели назад? Три? Дни стали холоднее, а привязь, удерживавшая солнце на горизонте, — короче. Лори проводила в пути шесть-семь часов, прежде чем лед окутывало темнотой, — иногда восемь, если в небе висели низкие облака, отражающие последние отблески света. Навигатор работал, и при желании Лори могла бы ехать даже ночью, руководствуясь зелеными огоньками на мониторе. Но она устала. А главное, боялась. Боялась, что доедет до станции, но не заметит ее.

Лори постоянно думала о том дне, вскоре после выпуска из колледжа, когда проснулась на лужайке перед домом, в котором жила со своим парнем. Она всю ночь проспала в машине. Горючее закончилось, но фары еще горели, а в окно стучала компания ребятишек.

— На вашем месте я бы отсюда смылся, — сказал мальчуган с шапкой курчавых рыжих волос, когда Лори открыла дверь. — Мужик из этого дома просто зверь.

Впоследствии оказалось, что так оно и было. Следующие несколько недель Лори провела, размышляя о случившемся. Она помнила, что отчаянно пыталась не заснуть за рулем, затем с чувством огромного облегчения свернула на свою улицу… и все. Удивительно, что она не врезалась в дерево или в фонарный столб. Или в грузовик, или в качели, или не въехала в окно чужой гостиной. Можно запросто столкнуться с тем, на что смотришь, но, с другой стороны, ничего не стоит, миновав препятствие, врезаться во что-нибудь похуже. Она сумела затормозить на собственном газоне исключительно благодаря везению.