ЧЛЕН СУДА КАНДЫБИН. Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал такие показания: «Командир мехкорпуса Оборин больше занимался административными делами и ни в коей мере не боевой готовностью своего корпуса, в то время как корпус имел более 450 танков. Оборин с началом военных действий потерял управление и был бит по частям. Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сан-далова и командующего 4-й армией Коробкова». Что вы скажете в отношении показаний Павлова?

КЛИМОВСКИХ. Показания Павлова я подтверждаю.

ПОДСУДИМЫЙ ГРИГОРЬЕВ А. Т.

Предъявляемое мне обвинение понятно. Виновным признаю себя в том, что после разрушения противником ряда узлов связи я не сумел их восстановить.

УЛЬРИХ. Свои показания, данные на предварительном следствии, вы подтверждаете?

ГРИГОРЬЕВ. Первые свой показания, данные в Минске, а также показания, данные 21 июля 1941 года, я подтвердить не могу, так как дал их вынужденно.

Свои собственноручные показания я полностью подтверждаю.

ЧЛЕН СУДА ОРЛОВ. На предварительном следствии 5 июля 1941 года (лд 24–25, том 4) вы дали показания, что признаете себя виновным:

1. В том, что не была бесперебойно осуществлена свйзь Штйба фронта с действующими частями Красной Армии.

2. В том, что не было принято вами решительных мер к формированию частей фронтовой связи по расписаниям военного времени.

3. В том, что вами не было принято решительных мер к своевременному исправлению повреждений проводов и пунктов связи как диверсантами, так и в результате бомбардировки самолетами противника.

ГРИГОРЬЕВ. Первый и третий пункт моих показаний я полностью подтверждаю. Второй же пункт, хотя я и признал себя виновным, но он ко мне совершенно не относится, так как я мобилизацией не занимаюсь. Правда, я несу косвенную ответственность и за это.

ОРЛОВ. Свои собственноручные показания от 15 июля 1941 года вы начинаете так: «Война, разразившаяся 22 июня 1941 года, застала Западный особый военный округ к войне не подготовленным» (лд 67, том 4). Эти показания вы подтверждаете?

ГРИГОРЬЕВ. Да, подтверждаю.

ОРЛОВ. Давая показания об обстановке в штабе округа перед началом войны, вы говорите: «Война, начавшаяся 22 июня, застала Западный особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно передавалось и в войска. Только этим благодушием можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застегнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подверглась бомбардировке на своих зимних квартирах» (лд 76, том 4). Эти показания соответствуют действительности?

ГРИГОРЬЕВ. Да.

ОРЛОВ. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

ГРИГОРЬЕВ. Нет. Начальник штаба округа — Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная.

ОРЛОВ. Кто во всем этом виновен?

ГРИГОРЬЕВ. Виновны в этом: командующий — Павлов, начальник штаба — Климовских, член. Военного совета Фоминых и другие.

ОРЛОВ. На лд 79, том 4, вы дали такие показания: «Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обоз-но-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность».

ГРИГОРЬЕВ. Все это верно.

ПОДСУДИМЫЙ КОРОБКОВ А. А.

Предъявленное мне обвинение понятно. Виноватым себя не признаю. Я могу признать себя виновным лишь в том, что не мог определить точного начала военных действий. Приказ народного комиссара обороны мы получили в 4.00, когда противник начал нас бомбить.

К исполнению своих обязанностей — командующего 4-й армией я приступил 6 апреля 1941 года. При проверке частей более боеспособными оказались 49, 75 и 79-я стрелковые дивизии. Причем 79-я стрелковая дивизия ушла в 10-ю армию. 75-я стрелковая дивизия находилась на левом фланге. Боеготовность остальных частей была слаба.

События развернулись молниеносно. Наши части подвергались непрерывным атакам крупных авиационных и танковых соединений противника. С теми силами, которые я имел, я не мог обеспечить отпор противнику. Причинами поражения моих частей я считаю огромное превосходство противника в авиации и танках.

УЛЬРИХ (оглашает выдержки из показаний подсудимого Павлова, данных им на предварительном следствии (лд 30, том 1) о том, что Коробковым была потеряна связь с 49-й и 75-й стрелковыми дивизиями и (лд 33) о том, что в 4-й армии чувствовалась полная растерянность командования, которое потеряло управление войсками.)