Прочитав проект, Сталин вызвал Поскребышева:

— Передайте, пусть выбросят всякую чепуху вроде «заговорщической деятельности». Остальной текст годится.

Рано утром 23 апреля 1937 года заместитель наркома Михаил Николаевич Тухачевский в безукоризненно сидевшей на нем маршальской форме, источая запах хорошего мужского одеколона, спустился к ожидавшей у подъезда служебной машине.

Водитель, услышав звук хлопнувшей двери, сразу же увидел высокую статную фигуру своего пассажира и поспешно вскочил с места, чтобы загодя открыть дверцу автомобиля.

Тухачевский шагнул к застывшему в приветствии у открытой дверцы водителю, протянул ему руку, чтобы поздороваться, и вдруг, нелепо взмахнув ею, потерял равновесие и растянулся прямо на асфальте, покрытом тонким ночным ледком.

Шофер помог подняться, заботливо спросил:

— Не ушиблись, товарищ маршал?

— Да нет, вроде все в порядке, — смущенно произнес Тухачевский, ощупывая правый бок и сердясь на себя за досадный конфуз. — Наверное, не повезет сегодня. Плохая примета…

Водитель все перевел в шутку. И Тухачевский, войдя в свой кабинет, через несколько минут уже забыл о случившемся с ним происшествии. Маршал окунулся с головой в водоворот наркоматовских дел.

В три принесли папку с документами на визу. Тухачевский переключил телефоны на приемную, отпустил начальника секретариата, как-то странно взглянувшего на него, и раскрыл папку.

По установившейся традиции начальник секретариата формировал стопку бумаг по степени их важности. Наверху всегда оказывались самые срочные. На этот раз первым лежало спецдонесение Ежова, адресованное Сталину, Молотову и Ворошилову.

Тухачевскому в силу его служебного положения приходилось читать и визировать сотни страниц важнейших документов ежедневно. Читал он быстро, схватывая самую суть, зная, где ее искать. Пространные преамбулы, как правило, просматривал беглым, рассеянным взглядом.

«Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия… — машинально скользнул он глазами по первой строке машинописного текста, собираясь перевести взгляд в конец, где обычно излагалась суть дела, но, увидев дальше свою фамилию, впился в продолжение фразы: —…о том, что во время поездки тов. Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт».

«Однако!» — Недоверчиво хмыкнул Тухачевский. Но то, что он прочел дальше, говорило о серьезности намерений немцев. «Для подготовки террористического акта создана группа из 4 чел. (3 немцев и 1 поляка). Источник не исключает, что террористический акт готовится с намерением вызвать международные осложнения. Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану тов. Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку тов. Тухачевского в Лондон отменить. Прошу обсудить. 21 апреля 1937 года».

Тухачевский повертел в руках эту страничку, уже испещренную подписями читадших. В левом углу наискосок знакомым почерком Сталина красные карандашные слова: «Членам ПБ. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением т. Ежова. Нужно предложить т. Ворошилову представить другую кандидатуру. И. Сталин».

Бумага уже побывала и у наркома Ворошилова, который наложил резолюцию: «Показать М. Н. 23. IV. 37 г. КВ». Тухачевский завизировал документ, подумав про себя, что Ежову с его агентурой виднее. Что ж, поездку придется отменить, хотя он уже рассказал о ней домашним. А впрочем, ничего особенного…

И он совершенно спокойно начал читать следующий документ — постановление Политбюро, принятое 22 апреля, т. е. вчера: «1. Ввиду сообщения НКВД о том, что т. Тухачевскому во время поездки на коронационные праздники в Лондоне угрожает серьезная опасность со стороны немецко-польской террористической группы, имеющей задание об убийстве т. Тухачевского, признать целесообразным отмену решения ЦК о поездке т. Тухачевского в Лондон. 2. Принять предложение НК обороны о посылке т. Орлова на коронационные праздники в Лондон в качестве представителя СССР по военной линии».

ЦК решение принял, ЦК и отменил. Пускай Орлов съездит, посмотрит, как будут короновать Георга VI. Ему, Орлову, это в диковинку. А он, Тухачевский, знает жизнь коронованных особ не понаслышке. И маршал размашисто завизировал документ.

Прошло немногим более двух недель. Уже и Орлов успел возвратиться из Лондона, уже и его сослуживцы перестали развешивать уши в наркоматовских курилках, внимая рассказам побывавшего за границей товарища, как вдруг в тихих коридорах этажей, занятых отделами и службами наркомата, которые курировал Тухачевский, грянул гром.