Учился с Мышкиным на одном курсе якут Николай Намсараев. Не в пример большинству сибирских эскимосов терпеть не мог водку. Но зато любил опрокинуть стаканчик-другой соснового скипидара из скобяной лавки.

– Как ты можешь? Отрава же! – поразился Мышкин.

Намсараев снисходительно пояснил:

– Да, сначала противно было, плохо. Тошнило сильно. А потом привык. Ты когда водку начинал пить, тошнило тебя?

– Да, – признался Мышкин.

– А потом привык?

– Привык. Но это же разные вещи. Скипидар отличается от водки!

– Отличается, – согласился якут. – Цена другая. И запах приятнее.

Он вернулся на кухню. Вот это скорость! С новой памятью-то. На дисплее был готовый код доступа. Он ввел его в браузер и получил ответ: «Access denied» [24] .

Мышкин вытер пот со лба. Затаив дыхание, щелкнул кнопку «вход» и выругался: опять отказано. С предельным вниманием он еще раз ввел полученный код. И снова отказ! После третьего раза сервер сообщил, что попытки входа исчерпаны и юзер в систему допущен не будет вообще.

– Ничего, Серега, твои программы не могут! – огорчился Мышкин. – Треп и хвастовство. Так-с… А время у нас какое? – спохватился он.

Время на компьютере было московское.

Он поставил по Гринвичу. Снова запустил программу подбора и через полчаса получил новый код. Сервер принял его и потребовал звуковой пароль. Мышкин запустил звуковой файл и получил долгожданный ответ: «Доступ открыт».

В базе данных фонда он нашел директорию «Uspenskaya clinic» и в ней папку «Exitus letalis».

Уже с первых строк он напрягся. По данным ПАО, с января в клинике имели место 24 смертных исхода. В файле Ладочникова – 36 человек. Но на сервере Мышкин видел другую цифру: 62 покойника. Обновленные данные?

Он нервно сбегал на кухню, налил сразу полстакана. Теперь виски не показался ему фальшивым.

Растерянно смотрел Мышкин на дисплей. Как могли в клинике мимо него проскочить двадцать восемь трупов? Как они вообще могли миновать морг?

– Ладно, – пробормотал он. – Уходим из чужой квартиры, пока полиция не нагрянула. Только краденое быстренько захватим…

Он дал команду на копирование – без толку. Файлы оказались под защитой.

Дмитрий Евграфович приуныл. Еще раз открыл диск Ладочникова и увидел, что там есть еще программа. С дружественным названием «Alcohol». Он понял: именно то, что нужно!

Мышкин никогда ею не пользовался, но знал, что Alcohol не копирует защищенный файл напрямую, а создает его виртуальный образ. Поэтому защита не фиксирует факт копирования и не докладывает веб-мастеру о попытке взлома. Превратить потом образ в нормальный файл – две секунды.

И вот данные у него на винчестере. Дополнительные двадцать восемь покойников, оказывается, – не только неучтенка. Все они не подлежали вскрытию. Причины указаны знакомые: запрет родственников или предсмертная воля пациента. Но одновременно каждый труп имел пометку: «unclaimed» [25] .

– Ну, козлы! Ну, уроды! – возмутился Мышкин. – Все у них там, в Швейцарии, что ли, такие кретины?

Он вспомнил, что в Швейцарии вода не содержит йода, и, действительно, каждый второй швейцарец страдает той или иной формой кретинизма.

– Кого обдурить хотите? Какие родственники могут запретить вскрытие, если все жмуры записаны в бомжи?

Но после того как Мышкин сопоставил время смерти со временем вывоза «бомжей» из клиники, то обнаружил, что и востребовать покойников было невозможно. Все они, как по команде, умирали ночью и через час-полтора исчезали в печи крематория.

– А вот тут – молодцы, профессиональная работа, – оценил Мышкин. – Понятно, почему жмурики проскакивали мимо меня. А главное, никакой тебе эксгумации, никакой экспертизы, никакого следствия…

Один все-таки был востребован, но с запретом на вскрытие – Штейн Абиноам Иосифович, восьмидесяти четырех лет, рак пищевода. Только забрали его почему-то не родственники, а непонятная фирма, определенно не похоронная. В графе estrangement [26] Мышкин прочел: «Jewishs war veterans of Saint-Petersburg [27] . Получили они своего ветерана или нет, в документах отмечено не было.

А вот и та самая интересная папочка «Index-m». Мышкин кликнул по ней и получил привычный ответ: «Общий доступ запрещен». Ну, эта задачка для детского сада. Через полминуты Мышкин стал владельцем папки с правом полного доступа.

Ничего в папке «index-m» не было. Только небольшой текстовый документ. Это оказался список той же неучтенки. Все шестьдесят четыре. И Штейн тут же. Одна и та же пометка против каждой фамилии: «Cause of death: sudden cessation of cardiac activity» [28] .

Образы Мышкин конвертировал в файлы, записал на компакт. И тут на него навалилась усталость. Надо было очистить винчестер, но никаких сил у него не осталось.

– О плохом подумаем завтра, – решил Дмитрий Евграфович, добравшись до кровати.

До начала оставался час с минутами, но концертный зал «Октябрьский» на Греческом проспекте уже оказался в блокаде из тройного кольца автомобилей. Самая дешевая среди них, отметил Мышкин, – мерседес-600. Хозяин поставил ее прямо на желтый выгоревший газон.

Народ подгребал к «Октябрьскому» все нервознее. Люди протискивались между раскаленными лакированными чудовищами и стекались узенькими ручейками к стеклянным дверям зала.

С тоскливой завистью смотрел им вслед Мышкин и с ненавистью – вверх, на темно-красный блин, лохматый по краям, намертво приклеенный к мутному небу. Блин завис над улицей Жуковского и даже не собирался за горизонт.

Дмитрию Евграфовичу очень хотелось в зал поскорее. Там – рай, там спасение, там тихо шелестят под потолком кондиционеры. Еще лучше – на дачу Волкодавского, в спасительный бассейн, пусть из китайской резины, но зато с проточной лесной водой.

«Ветерка бы… На пять секунд. Господи, чего тебе стоит? Дело-то пустяшное…» – он вытер лоб.

Почти тотчас же вдоль Греческого проспекта пронесся плотный, горячий поток воздуха.

«Вот оперативность! – остолбенел Мышкин. – Надо было снегу попросить…»

Воздух снова уплотнился и застыл, как прежде, – фруктовый кисель прямо с огня.

Все вокруг меняет жара – жестокая, невыносимая, сто лет такой не было в Питере. Людей она вскрывает всех – без различия, точно консервные банки. Вся суть двуногих, которую они всегда старательно прячут, была сейчас перед Мышкиным, как на ладони. Никому не укрыться. Будь даже каракатицей – никаких маскировочных чернил не хватит.

Вот тянутся сквозь асфальтовую дымку Греческого проспекта к концертному залу десятка полтора вампиров. Испуганные, растерянные, дрожат, несмело оглядываются по сторонам. Чеснока смертельного, что ль, нанюхались?

Вампиры-самцы все как один дородные, осанистые. Спины у них такие же прямые и негнущиеся, как сосновые доски. Неопытный наблюдатель, в отличие от Дмитрия Евграфовича, может подумать, что на концерт испанского дуэта «Баккара» собрались со всей округи не вампиры, а типичные сифилитики в последней стадии болезни, когда позвоночник перерождается в костяную палку.

Самки вампиров бредут почему-то отдельно. Морды у всех бледные. Черная жирная помада на губах. В глазах – ужас, и не простой, а плотоядный. Мышкин догадался: тут не чеснок. Жрать они хотят. Голод замучил. Одно желание у всех – вонзить клыки в сонную артерию первого встречного и жадно, крупными глотками, отпить свежачка. Но в глаза потенциальным жертвам стараются не глядеть, морды в сторону демонстративно воротят. Боятся выдать себя. Много свидетелей вокруг. И конкурентов.

Прошаркала к входу в «Октябрьский» группка зомби. Эти явились парочками. Тут не только Мышкин, – любой со стороны увидит: приперлись на концерт прямо с кладбища. Морды белесые, прозрачные, как ростки картошки в погребе. А чему удивляться – там у них, как в погребе, солнца тоже нет. Одна могильная тьма и сырость. Сдуру выползли наружу и сразу попали в печную духовку. И теперь лезут туда, куда Мышкину еще нужнее, – под кондиционеры. И еще Мышкин подумал, какой бы страшной ни была жара, прятаться от нее в могиле ему не хочется.