«Интересно, в каком полку носят эту клоунскую форму?» – пронеслась по задворкам сознания шальная мысль. Я с жадностью рассматривал посетителя, пытаясь найти в нем знакомые черты. Ибо этот незамысловатый условный код с Алексом и Юстасом был придуман дедом на случай… Да просто на всякий случай!

Но ничего знакомого в облике гостя не просматривалось. Поручик сделал несколько шагов вперед, остановился точно в центре текинского ковра.

– У вас продается славянский шкаф? – звучным баритоном поинтересовался гусар, кокетливым жестом наматывая на палец кончик свисающего с кивера шнура.

– Шкафа нет, осталась только никелированная кровать! – на одном дыхании выпалил я.

– С тумбочкой? – уточнил гусар.

– С тумбочкой… – кивнул я, резко вставая. Откинутое кресло с грохотом рухнуло на паркет. Во входной проем заглянул Еремей. Я успокаивающе кивнул Засечному, и он бесшумно закрыл дверь.

– Ну и что же ты не угощаешь дорогого гостя? – капризным тоном спросил гусар. – Сигарами гаванскими балуешься, а может, у тебя и ром соответствующий к ним есть?

– Деда, неужели это ты? – У меня перехватило дыхание.

Гость торопливо оглянулся по сторонам. Потом его лицо приняло серьезно-озабоченное выражение. Гусар по периметру обошел кабинет, проверив, плотно ли закрыта дверь и не прячется ли кто за гардинами и в шкафу.

Закончив обход, пришелец ОТТУДА скинул кивер прямо на ковер, пригладил ладонью влажные волосы и, подойдя ко мне вплотную, полушепотом сказал:

– Нет, Димка, дед твой ТАМ остался! А мне вот пришлось… – парень вздохнул, – ёшкин дрын, да меня же ТАМ убили!!!

– Петрович? Дядя Илья? – догадался я. Словосочетание «ёшкин дрын» было любимым выражением генерал-майора ГРУ в отставке Дорофеева.

– Он самый, Димка! – радостно осклабился гусар. – И что самое удивительное – во плоти!

Мы крепко обнялись. С доломана отлетело несколько мелких пуговиц. В глазах Дорофеева блеснули слезы. Чтобы скрыть их, дядя Илья небрежно махнул рукавом и с нарочитой грубостью сказал:

– А ты совсем барином заделался! Весь в белом! Золотая цепь на пузе! В приемной секретарь с замашками пидора! А может, ты и сам тут уже того… А?

Я громко засмеялся – Петрович был в своем репертуаре. Хлопнув по плечу старого соратника деда, я предложил ему присесть, а сам прошел в угол кабинета, где на массивной дубовой подставке покоилось «чучело Земли» – глобус. С Ильей Петровичем Дорофеевым меня связывала долгая дружба. Еще с тех времен, когда я пацаном тихонько сидел в углу комнаты, а за накрытым столом, сняв галстуки и расстегнув до пупа рубашки, сидели матерые разведчики, вспоминая удачные акции и поминая погибших товарищей. Вся «старая банда» деда – его закадычные товарищи-напарники – считала меня кем-то вроде «сына полка».

Подойдя к глобусу, я нажал на изображение острова Хоккайдо. Петрович внимательно следил за моими манипуляциями. Верхняя половинка сферы откинулась, открыв забитый разнокалиберными бутылками мини-барчик, а по-здешнему – погребец. Жестом фокусника я извлек бутылку настоящего ямайского рома и два толстостенных стакана.

– Пару кубиков льда? – улыбнулся я. Петрович тоже улыбнулся – это была старая шутка. Она пришла из тех времен, когда старший лейтенант Дорофеев служил на Кубе советником. От их «точки» до ближайшего кусочка льда было несколько сот километров. А вот рому, настоящего ямайского рому было хоть залейся.

Я щедро плеснул в стаканы и пододвинул Дорофееву открытый хьюмидор. Петрович неторопливо сделал большой глоток, смачно и одобрительно хмыкнул, допил остаток, занюхал рукавом и, поставив стакан на краешек стола, достал сигару.

– На твой основной вопрос отвечу! – ухмыльнулся я, по примеру старшего (какая разница, что он выглядит сейчас на десять лет моложе меня?) товарища устраиваясь в кресле и закуривая. – Для целей сугубо санитарно-гигиенических держу двух горничных. Недавно даже обучил их новомодному «ля минетту»!

Дорофеев заржал в голос.

– А по поводу сексуальных пристрастий своего секретаря ничего конкретного сказать не могу, – продолжил я, – потому как в реальной истории он так и умер девственником!

– Кого это ты к себе в услужение взял? – знакомо прищурился Петрович. Несколько странно было видеть «фирменный» дорофеевский прищур на совершенно незнакомом лице. – Ну-ка, не подсказывай – я догадаюсь. По виду – домашний мальчик из хорошей семьи, получивший классическое воспитание, не дурак – дурака бы ты не взял, смотрит смело… отзывается на имя Александр… Ёшкин дрын! Уж не Александр ли Федорович Керенский у тебя в приемной секретарствует?

Я подавился ромом, расхохотавшись над этим предположением!

– Окстись, Петрович! Керенскому [108] сейчас должно быть шесть лет!

– Блин, да у меня по этой вашей истории с географией завсегда в школе трояк был! – тоже рассмеялся Дорофеев. Но в глазах его мелькнуло что-то такое… И я понял, что Петрович уже давно угадал фамилию моего сотрудника, а нелепое предположение про Керенского – просто шутка!

И старый разведчик немедленно подтвердил мою мысль, спросив: