Пушкин беспокойный человек. У этого Пушкина всегда какие-то превратные идеи. Бедной жене, вероятно, с ним скучно…

Такова, примерно, была психология великого князя Михаила Павловича, который вовсе не принадлежал к деятельным врагам поэта. Каково же было настроение у настоящих врагов!

Как ни тревожна была жизнь Пушкина, как ни терзали его сплетни и жалкое легкомыслие жены, он продолжал работать как редактор «Современника». И надо удивляться, что он еще успел закончить «Капитанскую дочку». 1 ноября он читал ее друзьям у князя П. Л. Вяземского. Это было его последнее чтение. Голос поэта больше не звучал. Звучал только страстный голос оскорбленного и замученного человека.

В эти последние, страшные для Пушкина дни, он почувствовал свое одиночество. Он не посвящал друзей в свои сокровенные мысли. Если он и говорил иногда о своих намерениях, то только верным своим поклонницам В. Ф. Вяземской или приезжавшей тогда в Петербург Евпраксии Николаевне Вульф-Вревской, но и с ними он не был откровенен до конца. О самом главном он молчал. Дантес казался ему врагом ничтожным, и, хотя поэт сознавал, что Наталья Николаевна неравнодушна к своему веселому и развязному кавалеру, это его не очень беспокоило. Ему казалось, что в любой час он может одним ударом покончить с этим дерзким кавалергардом. Его терзали другие мысли, более страшные. Он прекрасно видел, что Николай Павлович Романов смотрит на его жену как на свою будущую любовницу. Иные уже замечали это. Даже люди, стоявшие далеко от жизни дворца, осведомлены были об ухаживании царя за женою поэта. Так, в воспоминаниях Н. И. Иваницкого[1188] мы находим любопытные строки о судьбе Пушкина: «Жена Пушкина была в форме красавица, и поклонников у ней были целые легионы. Немудрено, стало быть, что и Дантес поклонялся ей как красавице; но связей между ними никаких не было. Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной (!) при дворе, так думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного. Для души поэта не оставалось ничего, кроме смерти…»

Фрейлиной Наталья Николаевна не была и не могла быть, как замужняя женщина, но суть дела от этого не меняется. Фрейлиной была ее сестра, Екатерина Николаевна, а сама красавица и без этого придворного звания была принята в интимный круг царских фавориток. Царь не успел сделать ее своей любовницей при жизни поэта, но его поведение после смерти Пушкина дает повод думать, что Наталья Николаевна сделалась все-таки царской любовницей, но позднее, когда она вернулась в Петербург из деревни в 1839 году. На это намекает ее дочь А. П. Арапова[1189]. И это находит косвенное подтверждение в ряде мелочей: недаром у царя на внутренней крышке его часов был портрет прелестной вдовы и недаром покладистый П П. Ланской[1190], за которого она вышла замуж в 1844 году, сделал такую блестящую карьеру. И недаром в 1849 году, когда лейб-гвардии конный полк подносил Николаю I альбом с изображением всех генералов и офицеров, художнику Гау было предложено через министра двора написать для этого альбома «портрет супруги генерал-майора Ланского» Супруги прочих командиров, по воле царя, этой чести не удостоились.

Наталья Николаевна понимала своеобразно обязанности верной жены. Она не считала преступным ни кокетство, ни фамильярную близость с теми поклонниками, какие ей нравились. Она думала, что верность заключается в том, что жена должна признаваться мужу с полной откровенностью во всех своих любовных «шалостях». К несчастью, «красавица» была глупенькая. Ее не оскорбляли нисколько ухаживанья иных ее поклонников, а самые невинные фразы случайного собеседника вызывали неожиданный гнев. Так было, например, с графом В. А. Соллогубом, когда Наталья Николаевна чуть было не спровоцировала дуэль его с Пушкиным без всяких серьезных оснований. Продолжая откровенничать с мужем до самых последних дней, Наталья Николаевна жаловалась ему на поведение Геккерена-отца. По ее словам выходило так, что Геккерен уговаривает ее сблизиться со своим сыном. В этих признаниях есть какая-то странность и какое-то несоответствие с интересами Геккерена.

Геккерен ненавидел Пушкина и действовал против него заодно с М. Д. Нессельроде. Это вне всяких сомнений. Но сближение Дантеса с Натальей Николаевной вовсе не входило в расчеты этого многоопытного интригана. Не говоря уже о том, что Геккерен должен был ревновать Дантеса как своего наложника, у старого дипломата были и другие соображения, которые совсем не вяжутся с его мнимым желанием поощрять любовную связь молодого ловеласа с госпожою Пушкиной. Геккерен-отец прекрасно знал, что страстный и гордый Пушкин не потерпит посягательств на его честь и без всяких колебаний вызовет на поединок оскорбителя. То, что Пушкин два года терпел ухаживания Дантеса за Натальей Николаевной, доказывает с очевидностью, что не в Дантесе тут было дело. Поэт презирал развязного эльзасца и озабочен был иным.

Наталья Николаевна злилась на Геккерена-отца, но вовсе не потому, что он поощрял будто бы ее сближение с Дантесом, а потому, что он нескромно, как ей казалось, впутался не в свое дело и мешал ей «невинно» развлекаться с веселым поклонником. Как мог Геккерен-отец поддерживать притязания Дантеса на связь с Натальей Николаевной, когда он дрожал за жизнь любимого им молодого человека! Напротив, вся его интрига велась так, чтобы направить внимание Пушкина в другую сторону, чтобы поставить поэта в безвыходное положение, когда поединок невозможен, когда оскорбление наносится лицом, недосягаемым для мести. Геккерен, понимая необходимость для Жоржа Дантеса брачных отношений, с трудом мирился с его возможным браком с Екатериной Николаевной Гончаровой, за которой повеса, несомненно, также ухаживал, польщенный ее влюбленностью, но поддерживать адюльтер с женою поэта было слишком опасно, чтобы старик пошел на такой явный риск. Так понимали положение дел Жуковский и другие друзья Пушкина. И это подтверждается дальнейшими событиями.

IV

4 ноября 1836 года Пушкин получил по городской почте анонимный пасквиль — «диплом на звание рогоносца». Текст «диплома» и адрес на конверте были воспроизведены печатными буквами, небрежно начерченными. Этот документ запечатан был красным сургучом. Печать изображала некие эмблемы наподобие масонских[1191]: тут были и циркуль, и пингвин, и огненный язык с «оком» внутри. Вот перевод французского текста: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, в великом капитуле, под председательством уважаемого великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина[1192], единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх[1193]».

Каков смысл этого пасквиля? Для Пушкина он был ясен. При чем тут Нарышкин? Вот именно в нем-то и было все дело. Дмитрий Львович Нарышкин был знаменитым супругом знаменитой красавицы Марии Антоновны[1194], любовницы императора Александра. Он был великолепным рогоносцем и величаво нес этот титул всю свою жизнь. Пасквиль объявил Пушкина «коадъютором» Нарышкина, то есть его заместителем, иными словами: М. А. Нарышкина была наложницей царя Александра, а теперь занимает ее место в алькове царя Николая не кто иной, как Наталья Николаевна, супруга поэта.