– Хорошо, если на то будет воля кагана, ты их получишь, – спокойно произнес Аттила.

– А плата? – не выдержал Бонифаций.

– Плату я возьму с сына лады Умилы, – усмехнулся гунн, – но это будет не завтра.

– Когда мы получим ответ кагана?

– Через три дня, – твердо сказал Аттила, поднимаясь с лавки. – До скорой встречи, ромеи.

Княжич Родован пошел провожать гостя, а комит Аэций залпом осушил кубок, наполненный местным вином.

– Кажется, ты, комит, заложил душу дьяволу, – сказал не то с испугом, не то с усмешкой высокородный Бонифаций.

– Не дьяволу, а гунну, – поправил его Маркиан. – Существенная разница. С успехом вас, комиты. И да поможет Бог императору Валентиниану.

Божественный Феодосий был несказанно удивлен поведением своей разумной сестры Пелагеи. Еще совсем недавно она настаивала на изгнании распутной Плацидии, а ныне вдруг стала укорять императора за невнимание к ней. Да что там наивный Феодосий, коли даже у прожженного интригана Евтапия едва глаза не вылезли на лоб после слов сиятельной Пелагеи. А требовала сестра императора ни много ни мало пятьдесят легионов для Галлы Плацидии и ее сына божественного Валентиниана.

– Но почему? – не удержался от недоуменного вопроса Феодосий.

– Мне было видение, – сказала Пелагея и зарозовела обычно бледным ликом.

– Но это же невозможно! – вскричал потрясенный Евтапий. – Мы уже почти договорились с послами Иоанна. Осталось только поставить подпись на договоре.

– Подписи не будет, – твердо сказала Пелагея. – Негоже императору Константинополя привечать самозванцев в ущерб близким по крови людям.

– Я тоже так думаю, сестра, – вздохнул Феодосий. – Тем более что и Евдокия все время просит меня о том же.

При упоминании имени невестки Пелагею передернуло, и это обстоятельство не ускользнуло от зорких глаз магистра двора. Старый евнух сообразил, что проспал интригу, стоившую ему сто тысяч денариев, по меньшей мере. Именно столько обещал Евтапию магистр Олимпий за успешное завершение дела. И вот теперь все рухнуло в одночасье из-за странного каприза сиятельной Пелагеи. Ей было видение! Скажите, пожалуйста.

– Какое еще видение? – не сразу понял евнуха встревоженный Олимпий, уже десять дней обивавший пороги константинопольских чиновников. У магистра двора божественного Иоанна было поручение – добиться мирного договора любой ценой. И вот когда вопрос, казалось, был решен, возникло вдруг препятствие непреодолимой силы. Да что там препятствие, речь шла о войне.

– Если бы я знал! – почти простонал Евтапий. – Феодосий согласился выделить Плацидии пятьдесят легионов.

– Пятьдесят тысяч пехотинцев! – ахнул Олимпий, хватаясь за голову.

– К этим легионам следует добавить гуннов, – спокойно сказал нотарий Авит, взятый магистром в Константинополь в качестве помощника.

– Каких еще гуннов? – ошарашенно уставился на него евнух.

– Комиты Аэций и Бонифаций вчера вернулись в Константинополь, – продолжал как ни в чем не бывало Авит. – По моим сведениям, Ругила обещал им поддержку двадцати тысяч конников.

– Но это невозможно!

– Гуннам выгодно, если во главе империи встанет малолетний несмышленыш и его глупая мать, – пояснил растерявшимся магистрам Авит. – Воля твоя, сиятельный Олимпий, но я не собираюсь возвращаться с тобой в Медиолан. Мне кажется, что сейчас самое время переметнуться в стан будущих победителей.

Авит отвесил Олимпию и Евтапию общий поклон и покинул дворец евнуха раньше, чем магистры смогли прийти в себя от изумления. Война была проиграна префектами Иовием и Литорием, еще не начавшись, и умный Авит понял это раньше других. Впрочем, и до Олимпия наконец дошло, что в войне сразу и с Византией, и гуннами Риму не устоять. Точнее, не устоять Иовию с Литорием. Что же касается божественного Иоанна, то о нем можно просто забыть. Положим, судьба этого ничтожества не слишком волновала Олимпия, речь шла уже о его собственной жизни. У Галлы Плацидии хорошая память. И если эта мстительная женщина доберется до власти, то не поздоровится многим сановникам покойного Гонория.

– Я бы на твоем месте, сиятельный Олимпий, не спешил возвращаться в Рим, – сказал Евтапий, глядя на гостя с неискренним сочувствием.

– Ты полагаешь, что в Константинополе я буду в безопасности? – с надеждой спросил патрикий.

– Трудно сказать, – вильнул глазами в сторону евнух. – Если Плацидия потребует твоей выдачи, то божественный Феодосий может уступить.

Вопрос был в цене. Олимпий, как человек опытный, понял это сразу. Однако Евтапий заломил совершенно несуразную плату за одну-единственную жизнь. Посол божественного Иоанна, попавший в смертельную ловушку, вынужден был воззвать к его милосердию.

– Речь идет не о моей жизни, сиятельный Олимпий, а о твоей. Ты хорошо понимаешь, сколько людей мне придется подкупить, дабы спасти тебя от веревки? По моим сведениям, магистр, ты участвовал в убийстве префекта Сара, и об этом стало известно его сыну комиту Аэцию. Кроме того, по твоему наущению некий Фавст пытался убить сиятельную Плацидию и ее детей. При таком количестве преступлений, магистр, тебе трудно будет рассчитывать на прощение божественного Феодосия.

– Пятьдесят тысяч денариев, – предложил Олимпий, загнанный в угол.