– Где тело моей матери? – прохрипел Ратмир.

– Спроси у Афрания, он знает.

Эти слова были последними в жизни сиятельного Петрония Максима. Безумный Паладий был прав, взлет префекта Италии оказался столь же коротким, как бросок грызуна до ближайшей мышеловки. Гвардейцы и клибонарии побросали оружие почти сразу же, как только до них дошла весть о смерти Петрония. Весть о том, что императрица Евпраксия и ее дочери живы, утихомирила бушующее море.

– Отдайте им его, – кивнул Ратмир на тело несостоявшегося императора, распростертое на ступенях. – Они это заслужили.

Легионеры подхватили на руки еще не остывший труп Петрония, вытащили его на крыльцо и бросили в бушующую толпу. Римляне взвыли как псы, почуявшие сырое мясо, и гурьбой повалили с холма, унося с собой ценную добычу. Ратмир искал Афрания, но неожиданно наткнулся на высокородного Туррибия, спокойно поднимающегося по мраморной лестнице, заваленной трупами.

– Давненько я здесь не бывал, – произнес спокойно бывший комит, с интересом оглядываясь по сторонам.

Следом за Туррибием семенил Эмилий с разбитым в кровь, но почему-то довольным лицом.

– А что тебе понадобилось в моем дворце? – с вызовом спросил его Ратмир.

– Меня прислал князь Верен, дукс, – вздохнул печально Туррибий. – Он предлагает тебе вывести легионы из города без боя. Причем сделать это как можно скорее.

– Гусирекс в Риме?! – ужаснулся Ратмир.

– Он будет здесь через несколько часов. Его галеры вошли в Тибр. Семьдесят тысяч вандалов уже высаживаются на берег. У тебя нет шансов, дукс Ратмир. Если ты окажешь сопротивление, они сожгут Рим.

– Я заберу императрицу и ее дочерей, – вскинулся было Ратмир.

– Нет, – покачал головой Туррибий. – Евпраксия останется во дворце. Таковы условия договора. Янрекс позаботится о своей любовнице.

Ратмир провел ладонью по мокрому от пота лицу и глухо выругался. Туррибий очень хорошо понимал дукса. Этот человек мог стать императором уже сегодня. Неслыханный взлет для ублюдка, зачатого под солдатской телегой, но, увы, боги посмеялись над ним. Сын матроны Пульхерии одержал победу над едва ли не самым лютым и опасным своим врагом, а ее плодами теперь воспользуется князь Верен.

– Терпение, дукс Ратмир, – посочувствовал ему Туррибий. – Князь Верен шел к своей цели почти сто лет. А тебе нет еще и сорока.

– А какая цель у Гусирекса? – спросил неожиданно Ратмир.

– Не знаю, – честно признался бывший комит. – Но надеюсь, что Рим он пощадит.

Ратмиру удалось собрать лишь десять тысяч легионеров, остальные побросали оружие и разбрелись по темным углам. Вандалы вошли в Вечный Город, не встретив сопротивления, через широко распахнутые Портовые ворота в тот самый момент, когда легионеры дукса Ратмира покинули его через ворота Северные. Город пал даже раньше, чем Сенат успел принять решение о его сдаче. Оглушенные всем происходящим жители тупо наблюдали, как облаченные в доспехи варвары медленно растекаются по улицам Рима. Сам князь Верен въехал в поверженный город на белом коне. Многочисленные зеваки с интересом смотрели на старого рекса, но ничего особо примечательного не находили ни в его морщинистом лице, ни в повадке. А ведь этот человек за свою долгую жизнь прошел полмира. Пред ним пали Карфаген и Рим. За что же его так возлюбили щедрые венедские боги? И чем эта любовь обернется для Вечного Города и империи? Впрочем, империи уже не было, но город пока еще стоял.

Грабеж начался с наступлением темноты. Рим содрогнулся от топота вандальских сапог и изошел стоном почтенных матрон и девственниц, на себе ощутивших нерастраченную мужскую силу. На мелочи вандалы не разменивались – брали только серебро и золото. И еще оружие. Лучшее отбирали для себя, остальное ломали или топили в рекс. Очаги сопротивления подавлялись безжалостно, но тех, кто покорно отдавал нажитое, не трогали. Сенатора Эмилия обобрали до нитки, зато он сумел спасти от насилия своих дочерей, спрятав их в доме высокородного Туррибия. Другим патрикиям повезло меньше, и в Капитолии воцарился дух уныния. Никто не знал, зачем Гусирекс пришел в город, но мало кто верил, что Рим устоит после его ухода. Многие бежали из обреченного города прочь, и вандалы им в этом не препятствовали, отнимая лишь золото и красивых женщин. Однако немало было и тех, кто тупо и упорно ждал гибели Рима, надеясь, видимо, в сполохах пожара обрести утерянное достоинство. Однако пожаров в Вечном Городе не было. Вандалы не разрушали зданий и не разбивали статуй. Зато с усердием, достойным лучшего применения, выгребали из библиотек пергаментные свитки и жгли их на площадях.

– Зачем? – спросил у Туррибия потрясенный Эмилий, но бывший комит в ответ лишь пожал плечами.

Туррибию было не до свитков, он пытался выяснить у ближних к князю Верену рексов, какую судьбу приготовил тот для его родного города. Рексы, однако, помалкивали. Создавалось впечатление, что они и сами не знали, зачем старый ярман с таким нечеловеческим упорством рвался к Риму и почему он не предал его мечу и огню. Не из сострадания же к несчастным горожанам, в самом деле! Неужели его окаменевшее сердце тронули мольбы императрицы Евпраксии, просившей пощадить Вечный Город?

Лишь на исходе третьей недели Гусирекс покинул императорский дворец и поднялся на Форум.

– Здесь, – сказал он Туррибию, указывая пальцем в землю. – На этом самом холме твои предки, патрикий, собрали этрусских вождей для дружеской пирушки. И истребили всех до одного. С них содрали кожу, и из этой кожи сделали пергамент, чтобы запечатлеть на нем деяния свои и своих потомков. Так пала Великая Венедия, а на ее обломках поднялся Великий Рим.

– Но ведь это было давно, – удивился бывший комит, растерянно глядя на величественный храм Юпитера, пронесший сквозь века свою нетленную красоту. – И было ли вообще?