Мы прислушивались к удаляющимся шагам ровно до тех пор, пока они еще были слышны, а после Микаэлла пошла в наступление:

–  Последнее, что я помню, это как ты потребовала принести полотенце!

–  Вместо этого ты почему-то пошла на кухню, - напомнила я.

–  Пить хотелось, - Мика нахмурилась.

–  А что произошло потом?

Подруга покраснела, и прошептала:

–  Эд в свою майку одел, перекинул через плечо и унес в спальню… И только голова коснулась подушки, я вырубилась… А ты что помнишь?

–  Я?.. Эд пришел… майку одел… унес спать…- как бы и не совсем соврала.

Но Мика что-то заподозрила. Взгляд пристальный, на лице хитрющее выражение и вопрос такой, с подковыкой:

–  Киииир, а ты точно мне все рассказала?

Молча киваю, но чтобы выглядело достоверно, решила добавить:

–  Все что помню:

Мы постояли так немного, потом Мика предложила:

–  Валим!

–  Ты просто читаешь мои мысли!

–  Ага, пошли нашу одежду искать.

Одежду мы нашли быстро… все кроме моего нижнего белья. Правда я про трусики Мике ничего не сказала и мы как бы искали только лиф. Даже домработницу приобщили к поискам, но тщетно.

Микину одежду нашли всю, а вот мою… и даже чулочков не было!

–  Так!
– Микаэлла встала посреди коридора.
– Я иду искать в гостевой, а ты Кир топай в комнату к Эду, если он тебе свою майку дал, может ты там переодевалась.

–  Сама туда иди!
– возмутилась я.

–  Мне нельзя, - сокрушенно призналась подруга.

–  Это еще почему?

–  Там для моей попы весьма травмоопасная ситуация. Иди давай, нам еще в универ надо.

Она исчезла в следующей комнате, а мне пришлось:

–  Эд, можно войти?
– я повторно постучалась в двери.

Тихий смех и спокойное:

–  Ну, входи.

И сразу расхотелось мне в поисках утраченного участвовать. Стою перед дверью, вспоминаю вчерашнее и осознаю, что лучше мне так отсюда сматываться.

–  Киран, хватит под дверью стоять, у меня твои трусики.

Вот после этих слов я решительно сделала шаг назад, и вообще решила тихо-мирно уйти, но:

куда ж я пойду в таком виде?! Решив делать вид, что я ничего о вчерашнем не помню, осторожно открыла дверь, снова разглядывая собственные пальчики на ногах, несмело вошла:

–  Киииир, - от этого голоса у меня все внутри дрожать начинало.

За это утро я уже изучила вид своих босых ног во всех подробностях, и стараясь думать о ноготке на маленьком пальчике, который следовало бы лучше подкрасить, заикаясь попросила:

–  Ввверните мне одежду, пожалуйста… вот.

В ответ веселое:

–  Двери закрой.

Я закрыла. Едва отпустила ручку, в механизме что-то щелкнуло. Забыв о любовании полом, стремительно развернулась к двери, попыталась открыть и в результате поняла, что:

–  Заперто!

–  Ага, - с энтузиазмом согласился Эдвард, - я поставил на режим запора изнутри.

–  И как открыть?
– не поворачиваясь к собеседнику, спросила я.

–  Все очень просто, - тихий смех, - нужно вежливо попросить об этом хозяина квартиры.

Развернувшись, взглянула на хозяина квартиры. Едва наши глаза встретились, Эд снова сказал:

–  Привет.

Чувствую, как густо краснею и с разговорами оно как-то опять не получалось.

–  Поговорим?
– предложил Эдвард, и… достал из кармана мои собственные черные ажурные трусики.

Мне казалось, что краснеть уже больше некуда!

–  Молчишь?
– невероятно притягательный парень в синих джинсах и черной облегающей его мускулистый торс майке, с совершенно хулиганским выражением на лице, извлек из ящика письменного стола еще и лифчик, а следом даже чулки. И все это горкой сложил, а вот трусики продолжал держать в руке.

Странно и как-то волнующе было видеть свое белье в его ладонях. Я покраснела повторно.

–  Киииир, - Эд с улыбкой смотрел на меня, - прекращай смущаться.

Я не смущалась! Я развернулась к двери и начала прилагать остервенелые попытки ее открыть:

Звук шагов не услышала, и осознание происходящего пришло, едва руки Эдварда скользнули на талию.

–  Киран, - прошептал он, - Кира… Ты мне очень давно нравилась, Кир.

Сердце начало стремительно наращивать темп.

–  Малыш, посмотри на меня.

Бедная сердечная мышца, едва взяв разгон, мгновенно затормозила… ощущение, что я слышу скрип шин по асфальту.

–  Киран, пантеренок мой, ты же такая отважная… а сейчас что, боишься?