Тереска еще минуту смотрела на них, после чего уставилась в окно и впала в глубокую задумчивость. Она по-прежнему ничего не понимала, только знала, что существует какая-то афера, к которой она смогла бы прицепиться и начать действовать. Самостоятельное раскрытие преступных деталей в ходе контактов с милицией может оказаться даже очень интересным.

Она очнулась от своих мыслей и несколько раз кивнула головой сама себе.

— Ну ладно, — сказала она к вящему облегчению участкового, — ладно, расскажу я вам. Там все произошло так….

Она пересказала происшествие на Бельгийской, точно воспроизведя странный подслушанный разговор. Как участковый, так и Кшиштоф Цегна не скрывали своего интереса.

— А вы помните, которое окно это было? Можете его показать? — спросил Кшиштоф Цегна, не дожидаясь комментариев участкового.

— Ну конечно, могу.

— Тогда поехали прямо туда!

— Минутку, — сказал участковый, и Кшиштоф Цегна, который уже сорвался с места, снова сел. Участковый задумался.

— Опомнись, сынок, — сказал он ласково. — Не лети как на пожар. Если там у них малина, так они туда приходят очень осторожно, чтобы в глаза не бросаться, И нам туда надо идти осторожно, чтобы их не спугнуть. Во-первых, в штатском. Во-вторых, лучше, когда стемнеет. В-третьих, надо проверить, нет ли в этом доме второго выхода.

— Так можно прямо сейчас…

— Там есть двор, — сказала Тереска. — А что за тем двором — не знаю.

— Кроме того, ты же не знаешь, что за дом. Из того, что барышня тут рассказала, похоже, что это рядом, но не тот самый, куда заносили свертки. Мы с барышней условимся… Вы хотите нам помочь?

Тереска, которая слушала с величайшим вниманием, кивнула головой так энергично, что у нее что-то хрустнуло в шее. Приняв решение действовать, она была готова на все. Правда, ей казалось не слишком интересным все, кроме убийства, но нескрываемый энтузиазм, которым сияло лицо Кшиштофа Цегны, уверил ее, что поимка преступников — дело трудное и сложное. Если ей повезет, она сможет принять участие в раскрытии крупной аферы. И тогда уж она станет участвовать во всем, понравится это участковому или нет. Она должна поклясться, что поможет им во всем, чтобы они от нее уже так просто не отделались.

— Можете на меня рассчитывать, — сказала она твердо.

Участковый про себя отметил, что Тереска сейчас выглядит совершенно иначе, чем когда он заметил ее на улице, но не стал размышлять над причинами этих перемен. Он решил, что Кшиштоф Цегна должен переодеться и встретиться с девушкой попозже. Тереска посмотрела на часы.

— Сейчас у меня занятия, — сказала она. — То есть в четыре. В шесть я освобожусь.

— Отлично. В таком случае встретитесь в четверть седьмого в том табачном павильоне на углу. Будешь там ждать барышню, и вы с ней пойдете гуляючи к тому окошку, только пальцами на него не показывайте…

На сей раз Тереске удивительно легко удалось показаться семье с улыбкой. Ей не пришлось повторять себе, что по лестнице надо идти бодро. Оживление как-то автоматически придало ей сил. Она даже почувствовала, что проголодалась. Она уже забыла, когда в последний раз чувствовала голод. Времени у нее оставалось едва-едва пятнадцать минут. Вбежав в кухню, она наткнулась на Янушека, который жарил себе яичницу.

— Слушай, ты! — поспешно окликнула она его. — Сделай и для меня, подкинь туда еще два яйца! А почему жаришь ты, а не бабушка?

— Тихо! — сердито цыкнул Янушек. — Не нужна мне тут бабушка, она мне перца не дает. Ладно, вылью два яйца и для тебя, а ты хлеба отрежь. Я спешу.

— И я тоже. Голодная — ужас! Обязательно куплю себе машину.

— Сегодня? — поинтересовался Янушек.

— Балда! Через пять лет. Если бы сейчас у меня была машина, не надо было бы спешить. Через пять лет, может, удастся купить.

— А на кой тебе машина на старости лет?

— Тем более мне трудно будет всюду успевать. Не доводи яичницу до подошвенного состояния, она и так хороша!

— Она сопливая! Мне от этого плохо делается. Бабушка всегда жарит какую-то сопливую яичницу. А насчет машины, так я ее снова видел. Знаю, где она стоит.

— Что?

— Машина. Эта твоя, с революцией.

Тереска чуть не отрезала себе палец.

— Что ты говоришь?! Где стоит?!

— Не утром, а ближе к вечеру. На стоянке возле киностудии «Фильм Польский». Знаешь, там, за воротами парка.

— Ты уверен?

— Дурацкий вопрос! Я тоже себе куплю машину, но не в таком старом возрасте. А что такое вообще случилось, что ты проголодалась? Ты говорила, что худеть решила, и вся семья решила, что ты потеряла остатки разума и теперь помрешь. Я им говорил, что каждый когда-нибудь умрет, а раньше там или позже — все равно, но они мне закатили такой скандал… неведомо почему. Теперь я им скажу, что ты лопаешь, как Робин-Бобин Барабек, когда никто не видит, а диета — это так, напоказ.