У англичан существует давняя традиция русофобии, и Бретвейт, как истинный британец, поддерживает ее. Он начинает с того, что перечисляет все хоть сколь-нибудь значительные отрицательные отзывы о России своих соотечественников, начиная с XVI века. Русские здесь, само собой, «дикари», «варвары», «лживые», «пьяницы» — и т. д., и т. п.

Бретвейт подхватывает эстафету земляков и начинает… с русского пейзажа. Он ему ну очень не нравится и свидетельствует, по его мнению, о дикости и убожестве России. Цитирую по вышеуказанной книге господина посла:

«Русский ландшафт не похож ни на один другой: необозримые равнины и леса с неожиданно возникающими кое-где небольшим городком или деревней, отделенными от ближайшего соседа десятками (а в Сибири иногда сотнями) километров и соединенными дорогами, искони славившимися своим ужасным состоянием.

Это неэффектный пейзаж, не впечатляющий ни красотой, ни величественностью. Обширное плоское пространство, пастбища с редкой березовой рощицей слева, несколькими избами-развалинами или луковкой купола маленькой церквушки справа, река, протекающая где-то вдали, — все это окружено дремучим непроходимым сосновым лесом, тянущимся до самого горизонта… Грубо выполненные гравюры, красующиеся на стенах самых простых жилищ, изображают какую-нибудь из этих сцен.

Этот невыразительный пейзаж овладевает воображением всех русских, особенно осенью, когда они идут в лес собирать кривобокие грибы (которые только славяне считают съедобными)».

Однако не только сельская местность России производит такое нездоровое впечатление, но и города: «Несмотря на их древность, в русских городах есть что-то от жилищ кочевников, — пишет Р. Бретвейт. — Даже ровные фасады неоклассических зданий часто не имеют иной облицовки кроме штукатурки на дереве — материал нестойкий. Впечатление такое, словно обитатели боятся, что их в любой момент погонит вперед какая-нибудь новая природная катастрофа, новое вторжение или же попросту каприз их собственного правительства».

Тут можно было бы возразить господину послу, что очень многие русские города с их памятниками архитектуры благополучно пережили множество природных катастроф, а также и «капризов собственного правительства». Кроме того, они пережили такие войны и такие иноземные нашествия, каких не знала Европа, — как же это удалось «жилищам кочевников» с одной только «штукатуркой на дереве»? Бретвейт обходит вопрос молчанием.

Особенную неприязнь у английского посла вызывает советский период, просто-таки гибельный для и без того живущего в дикости русского народа:

«Советский период был пагубным и для ландшафта, и для архитектуры. Церквам, монастырям и деревенским домам позволили прийти в полное запустение (дома, наверно, специально не давали ремонтировать, чтобы крестьян превратить в кочевников. Эдакий очередной «каприз правительства». — В.Л.). Новые здания и заводы строились быстрейшими темпами, дабы выполнить план, не считаясь с эстетическими или экологическими соображениями (а в Англии каждое промышленное здание— шедевр архитектуры, конечно. Экология там тоже на высочайшем уровне — непонятно только, откуда взялись всякие смоги да парниковые эффекты. — В.Л.). Даже сегодня, особенно в сельских районах, Россия, пожалуй, самая неряшливая и неухоженная страна в мире. Сельская местность вблизи промышленных городов советской эпохи загрязнена до такой степени, что на Западе это просто представить себе невозможно (городские предместья-трущобы как раз для Запада и характерны. У нас при Советской власти все эти «хитров-ки» и «молдаванки» быстро ликвидировали, а в городах на Западе до сих пор есть такие кварталы, куда таксисты боятся ездить, и постороннему человеку страшно нос сунуть — останешься без носа. — В.Л.).

Окаймленная деревьями дорога уступает место разбросанным там и сям серым кирпичным жилым зданиям, построенным на скорую руку, с тем чтобы удовлетворить острую нехватку в жилье, ощущавшуюся в 1950-х и 1960-х годах, бензоколонкам с пустыми насосами, ветхим деревянным строениям, еле держащимся, словно пьяные, на своем прогнившем фундаменте. И всюду строительный мусор, груды камней для мостовых, огромные бетонные трубы, сваленные как попало у обочины, ибо для чего они предназначались и кому принадлежали, давно уже никто не помнит».

Не следует забывать, что это было написано в самом конце 1980-х годов, поэтому читается как приговор горбачевской «перестройке», но самое поразительное — вывод господина посла: «Возмущение тем, что советская система сделала с городами и деревнями России, в конце концов, побудило миллионы простых людей восстать против этой системы».

А мы-то ломаем голову, в чем причина краха Советского Союза!

Оказывается, в том, что советская система сделала с городами и деревнями России! Правда, советская система понастроила, помимо «неэстетических» промышленных предприятий и «серых кирпичных жилых зданий», еще школы, детские сады, больницы, дома отдыха, дворцы культуры, институты и университеты, научные центры и многое, многое другое, — но всего этого Родрик Бретвейт удивительным образом не заметил в своих частых поездках по России.

Впрочем, если следовать логике Бретвейта, то для нынешней российской власти прогноз очень печален: возмущение тем, что так называемая демократическая система сделала с городами и деревнями России, в конце концов, побудит миллионы простых людей восстать против этой системы. Вот такие революционные выводы напрашиваются из книги английского посла.

Коротко упомяну об экскурсе Бретвейта в русскую историю. Суждения дотошного англичанина о ней столь же глубоки и оригинальны, как и мнение о российском ландшафте: «Чтобы укрепить свою власть, цари намеренно и систематически прибегали к террору (ясное дело, русские понимают лишь кнут, — чего с них взять, с кочевников и азиатов! — В.Л.). Царь был над законом. И то же самое относилось к его политической полиции…. Иван Грозный создал институт опричников, которые, подобно темным всадникам во «Властелине колец» Толкина, проносились по всей стране, неся разрушение и смерть». Ну, это нам знакомо: Иван Грозный вот уже почти пятьсот лет не дает русофобам покоя; с кем его и царское войско только не сравнивали, теперь дошли и до «темных всадников» Толкина.