Чеканный, командирский слог приказа. Словно на боевую задачу. А ведь вчера вечером этот же человек держал в своих руках семиструнную гитару, рассыпал лихие переборы на всю казарму и пел задушевные песни.

— Волнуешься, Каманин? — будто невзначай спросил Макаров.

— Немного, товарищ командир.

— Это хорошо. Волноваться надо, но только не очень много. Знаешь, когда я первый раз летал, чуть не угробился. Переволновался. А мой друг слишком спокойным был, убился. Замедленная реакция, как объяснили после. Но это было давно. Теперь у нас самолеты хорошие. Летать можно. Не волнуйся. Привык к нашему солнцу?

— Привык, товарищ командир.

— Хорошее солнце. Запомни: оно всходит с востока. А мы на самом Дальнем Востоке. Для всей страны мы день начинаем.

По сигналу инженера эскадрильи почти одновременно техники запустили моторы всех самолетов. Все три отряда один за другим порулили на старт. Я рулил пятым в правом пеленге. Впереди меня — мой командир звена Алексей Смирнов. На борту его самолета пламенела надпись «Красная сибирячка». Приблизившись к старту, Смирнов знаками приказал мне зарулить на запасную линию, а сам вслед за звеном Табаровского ушел в воздух.

Вслед за первым в воздух поднялись второй и третий отряды. Они взлетали звеньями. Через две минуты на старте остался только мой самолет.

— Товарищ Каманин, вам взлет, — услышал я голос командира отряда Макарова.

— Есть взлет! — повторил команду. Оглянувшись, увидел в задней кабине моего самолета веселое лицо Макарова. Видимо, я настолько был занят выруливанием, что и не заметил, когда он сел в самолет. «Неважно начинаю, — подумал я, — не хватает внимания, попадет мне от командира».

— Полет по кругу, делайте все сами, вмешиваться в управление не буду, — сказал командир.

Дал газ, а машина ни с места. В чем дело? Оказалось, что, пока стояли, лыжи самолета пристыли к снегу. Пришлось с помощью техников раскачать машину. Самолет тронулся, я порулил к старту. На лыжах я еще не взлетал. А вдруг на черте исполнительного старта лыжи опять пристынут к снегу? Решил рулить на повышенной скорости.

— Легче. Сбавь газ, — слышу голос командира.

«Опять замечание», — зафиксировало сознание новую ошибку.

На старте осмотрелся. Полоса взлета оказалась свободной. Стартер держал зеленый флажок. Плавно дал газ, самолет стал набирать скорость с поднятым хвостом. Лыжи оторвались от снежной полосы, и через несколько секунд, чуть уменьшив давление на ручку, я перевел самолет в набор высоты.

Полет по кругу выполнил так же, как выполнял его в школе, и получил лаконичную оценку: «Замечаний нет».

— Разрешаю второй полет. Зона — над цементным заводом. Высота — 1200 метров, — приказал Макаров. — Привыкайте к снегу. В сырую погоду при взлете он тормозит, а в мороз как пушок. При посадке на сыром снегу надо быть осторожным, можно и скапотировать.

Во время второго полета в зону видимость была безграничной, небо — бездонно голубым, но все мое внимание сосредоточилось на том, чтобы не потерять аэродром, не уйти из зоны и выполнить как можно лучше задание.

Выполнил мелкие и глубокие виражи. Получил новую задачу:

— Петлю повторите еще раз… Правый переворот… Левый переворот… Следите за высотой.

Задачи следовали одна за другой, я чувствовал, что стал мокрым, хотелось снять перчатки и расстегнуть почему-то сдавивший горло шлем. Выполнив по витку правый и левый штопор, набрал высоту и осуществил скольжение по 300 метров вправо и влево.

Более 20 минут мы были в зоне. Грубых ошибок, кажется, не допустил, командир не сделал никаких замечаний, по-видимому, я сдал экзамен.

Макаров легко выпрыгнул из кабины, когда я заруливал на запасную линию, доложил командиру эскадрильи о результатах проверки.

Вместе с Данилычем я осмотрел самолет, проверил натяжение лент расчалок. Потом мы отошли метров на десять за хвост самолета и на глаз проверили регулировку. Все было в порядке. Наш красавец «Донской рабочий» выглядел молодым и бравым.

— Товарищ летчик! Вас вызывает командир эскадрильи, — волнуясь, доложил мне моторист.

Он волновался. Не за себя, за меня. Спасибо, дружище!

Командир стоял возле посадочного знака «Т» и наблюдал, как два звена второго отряда заходили на стрельбу по наземным целям. Мишени для стрельбы с воздуха лежали на уровне «Т» и метров на триста левее взлетной полосы.

Подошел к командиру. Над аэродромом стоял грохот двигателей самолетов, проносящихся на высоте 200 метров. По мишеням вели огонь из пулеметов летчики-наблюдатели. Гул моторов сливался с треском пулеметов.