– Пустяки.

– Оскар, все, что беспокоит тебя, не может быть пустяками для меня. И я ничего не смогу с этим поделать, пока не узнаю, в чем причина.

– Что ж… Я чувствую себя чертовски бесполезным.

Она положила свою мягкую сильную руку мне на грудь.

– Для меня ты очень полезен. А почему ты чувствуешь себя бесполезным для себя? Лично?

– А ты посмотри на эту кровать!
– Эта кровать была такой, о которой американцы не могут даже и мечтать. Она делала все, разве кроме поцелуя на сон грядущий. И была, подобно этому городу, очень красива и подобно ему скрывала свой "костяк".
– Такое ложе стоило бы на Земле больше, если бы его сумели там соорудить, чем самый лучший дом из тех, в которых жила моя мать.

Стар подумала.

– Ты хотел бы послать матери денег?
– Она потянулась к стоявшему у изголовья коммуникатору.
– Достаточно ли дать адрес "Военно-воздушная база Элмендорф, Америка"?

(Не помню, чтобы когда-нибудь называл ей адрес матери).

– Нет, нет!
– Я сделал знак передающему устройству заткнуться. Ничего я ей не хочу посылать. Ее муж получает достаточно, и от меня он денег не возьмет. Не в этом дело.

– Тогда я не вижу, в чем оно. Кровать ничего не значит, значение имеют лишь те, кто в ней лежит. Если тебе не нравится эта кровать, мы достанем другую. Или будем спать на полу. Кровать ничего не значит.

– Эта кровать о'кей. Единственно чем она плоха, так это тем, что не я за нее платил. Платила ты. И за этот дом. И за мою одежду. И за мою еду. Все это мои… мои игрушки. Все, что у меня есть, дала мне ты. Ты знаешь, кто я такой, Стар? Жиголо! А ты знаешь, кто такой жиголо? Что-то вроде мужчины-проститутки.

Одна из наиболее раздражающих привычек моей жены заключается в том, что она отказывается прикрикнуть на меня, если я явно напрашиваюсь на ссору. Она внимательно посмотрела мне в глаза.

– В Америке ведь все работают, верно? Люди работают все время, особенно мужчины?

– Вроде того.

– Но этот обычай существует не везде, даже на Земле он неповсеместен. Француз, например, счастлив, если у него много свободного времени. Он заказывает еще чашечку cafe au lait‹Кофе с молоком (фр.)›, и стойка блюдечек н его столике быстро растет. Да и я не очень люблю работать. Оскар, я испортила вечер из-за своей лени - не хотелось завтра с утра заниматься этой тягомотиной. Этой ошибки я больше не повторю.

– Не в этом дело, Стар. С тем вопросом мы покончили.

– Знаю. Но первый вопрос редко оказывается ключевым. Да и второй тоже. А иногда и двадцать второй. Оскар, но ты же не жиголо.

– А как прикажешь меня называть? Если что-то выглядит как утка, крякает как утка и ведет себя как утка, то я называю это уткой. А если ты назовешь ее букетом роз, то она от этого крякать не перестанет.

– Нет. Все, что нас окружает, - она повела рукой, - кровать. Эта чудесная спальня. Пища, которую мы едим. Мое платье и твое. Наш милый бассейн. Ночной дворецкий, на случай, если нам захочется получить певчую птицу или спелый арбуз. Наши дивные сады. Все, что мы видим, ощущаем, что используем или хотим иметь - и еще тысячи вещей, находящихся вдали от нас, все это заработано твоей собственной могучей рукой. Все это твое по праву. Я засопел.

– Именно так, - настаивала она.
– Таков был наш контракт. Я обещала тебе много приключений, большие сокровища и еще большие опасности. Ты сказал: "Принцесса, вы получили своего мальчика на побегушках".
– Она улыбнулась - Такого большого мальчика! Мой любимый, думаю, что опасностей было больше, чем ты ожидал… И поэтому мне до сего дня доставляло огромное наслаждение делать так, чтобы и сокровищ было больше, чем ты мог себе когда-нибудь представить. Пожалуйста, прими их без ложной скромности. Ты заработал и их, и гораздо больше - столько, сколько ты захочешь иметь.

– Хмм… Если даже ты права, то этого слишком много. Я тону в них, как в болоте.

– Но, Оскар, ты же не обязан брать ни крошки сверх того, что тебе нужно. Мы можем жить скромнее. В одной комнате, с кроватью, которая убирается в стену, если тебе так будет лучше.

– Это не решение.

– А может быть, тебе нужно холостяцкое убежище где-то за городом?

– Хочешь выбросить мои туфли, а? Она сказала ровным голосом:

– Если ты хочешь, чтобы твои туфли были выброшены, тебе придется это сделать самому. Я прыгнула через твою шпагу. И не буду прыгать обратно.

– Полегче! Ведь это ты предложила. Если я не так понял тебя, то прошу прощения. Я знаю, что своего слова ты обратно не берешь. Но может быть, ты о нем сожалеешь?

– Я не сожалею. А ты?

– Нет, Стар, нет… Но…

– Слишком большая пауза для такого короткого слова, - ответила она очень серьезно.
– Ну, скажи же мне.

– Хм… Ну, просто так… А почему ты мне не сказала?

– Не сказала, что именно, Оскар? Существует множество вещей, о которых можно говорить.

– Господи, да о многом! О том, что нам предстояло. О том, что ты Императрица… особенно перед тем, как ты позволила мне прыгнуть через шпагу…