Шрифт:
— Что это? — спрашивает мать. — Он заболел?
И снова мы втроем движемся одновременно. Чиновница Лей тянется к запястью мальчика, чтобы проверить пульс. Чиновник Брюер поворачивается к женщине. Я пытаюсь загородить ей обзор к ребенку, неподвижно лежащему на кровати. Пока я не буду точно знать, что Восстание развивается, я должен вести себя как обычно.
— Он дышит, — оповещает Брюер.
— Пульс в норме, — добавляет Лей.
— Скоро прибудут врачи, — успокаиваю я мать.
— А выне можете что-нибудь сделать для него? — просит она. — Дать лекарство, лечение…
— Простите, — отвечает Брюер. — Но, чтобы хоть чем-то помочь, нам нужно съездить в медицинский центр.
— Но у него стабильное состояние, — говорю я ей. Не волнуйтесь, хочу я добавить, у Восстания есть лекарство.Мне хочется, чтобы она услышала нотку надежды в моем голосе, ведь я пока не могу сказать напрямую, откуда мне известно, что все будет хорошо.
Вот так. Это и есть начало Восстания.
Как только оно придет к власти, у нас у всех будет свобода выбора. Кто знает, что тогда произойдет? Когда я поцеловал Кассию в нашем городке, у нее перехватило дыхание, и я подумал, что это от неожиданности. Не из-за поцелуя: она знала, что он должен был случиться. Думаю, ее удивили собственные ощущения.
И я хочу сказать ей снова, как можно скорее и без свидетелей: Кассия, я люблю тебя, и я хочу тебя. Что тебе понадобится, чтобы почувствовать то же самое снова? Целый новый мир?
Потому что именно его мы и собираемся получить.
Мать немного придвигается к сыну. — Это просто потому, — говорит она, и ее голос дрожит, — что он так неподвижен.
Глава 2. Кассия
Кай сказал, что встретит меня сегодня у озера.
Когда я его увижу, то поцелую первой.
Он притянет меня к себе так близко, что стихи, которые я храню под рубашкой у самого сердца, будут тихими как шелест, и только мы их услышим. И музыка его сердцебиения, дыхания, ритма и тембра голоса, заставят меня петь.
Он расскажет мне, где он был.
Я расскажу ему, куда хочу уйти.
Я вытягиваю руки, чтобы убедиться, что ничего не выглядывает из-под манжет рубашки. Красный шелк моего платья мягко скользит под неприятной штатской одеждой, которую я надела сверху. Это одно из Ста платьев, которое я купила, и возможно оно было украдено. Оно стоило той цены, которую я заплатила — стихотворение, — чтобы владеть частичкой именно такого цвета, дабы удержать ясность в моей голове, чувствовать себя яркой.
С одной стороны, я занимаюсь сортировкой для Общества, в столице их Центра, но у меня есть работа, которую я должна сделать для Восстания, и я торгую с Архивистами. Снаружи я девушка Общества, носящая штатскую одежду. Но под ней, на своей коже, я ношу шелк и бумагу.
Я нашла самый легкий способ позаботиться о стихах: обертываю их вокруг своих запястий, укладываю напротив сердца. Конечно же, я не храню все страницы при себе. Я нашла место, где можно прятать большинство из них. Но есть несколько стихов, с которыми я не хочу расставаться.
Я открываю свой контейнер, внутри находятся все виды таблеток: синие, зеленые, красные. И кое-что еще. Крошечный кусочек бумаги, на котором я написала слово: помни. Если Общество заставит меня съесть красную таблетку, я положу записку в рукав и тогда узнаю, что они заставили меня забыть.
Я точно не первая, кто проделывал нечто подобное. Как много людей знают то, что не должны — не что именноони утратили, но что они что-то утратилив принципе?
И еще есть шанс, что я ничего не забуду, потому что у меня иммунитет как у Инди, Ксандера и Кая.
Общество думает, что красная таблетка подействуетна меня. Но они ничего не знают. Согласно данным Общества, я никогда не была в Отдаленных провинциях. Я никогда не пересекала ущелья и не бежала вниз по течению реки в ночи, усыпанной звездами и струящимся серебром воды вокруг. Все, что они знают, — что я никогда не покидала пределы Общества.
***