Блатные и уличные песни
вернуться

Семга Г. Ф.
Шрифт:

ЗВЕНИТ ЗВОНОК

Звенит звонок. Пора расстаться, Пора расстаться с буйной головой. Слезами горькими мать моя зальется, Еще не скоро я вернусь домой. Друзья, друзья… Таких не надо! Друзья сгубили молодость мою. А я шагаю тихо по проспекту И эту песню, эх, вам пою. Всего сидел четыре года, А в пятый вздумал, вздумал убежать. Сломал я медную, медную решетку И в путь далекий пустился бежать. Пришел домой под воскресенье, Жене всю правду, правду рассказал. Она пошла, пошла и заложила… И снова мирная, мирная тюрьма. Я думал тюрьма. тюрьма — это шутка. А тюрьма — это просто лагеря. Салам алейкум, камера шестая! Салам алейкум, узкий коридор! Салам алейкум, лысый мой начальник, И ты, паскудник, проклятый прокурор! И ты не жди, не жди меня, дорогая! А я попал тут в камеру — шестая. Пятнадцать лет за тюремной решеткой, А потом уж, потом молодость пройдет. Звенит звонок. Пора расстаться, Пора расстаться с буйной головой. Слезами горькими мать моя зальется, Еще не скоро я вернусь домой.

ТАМ, В ДЕРЕВУШКЕ

Там, в деревушке, в убогой лачужке В углу под иконой лампадка горит. Старушка седая, малютку качая, На злую погоду сердито ворчит. «Спи, моя деточка… Спи, моя крошечка… Мало ты видела хороших минут. А ночи бессонные, а ночи безумные, Мчитесь вы, мчитесь к рассвету быстрей. В городе рядом своим жгучим взглядом Мать полюбил твою уркаган молодой. Он клялся ей в вечной любви бесконечной. Они ворковали в саду в час ночной. Но этот красавец большой был мерзавец, Он мать твою бросил и тебя, сироту…. И с моста несчастная, о, дева прекрасная Бросилась в бездну, смывая позор». Там, в деревушке, в убогой лачужке В углу под иконой лампада горит. Старушка седая, малютку качая, На злую погоду сердито ворчит.

БЫЛА ПОРА

Была пора, и я тебя любила, Гордилась чувством молодым. Но, милый друг, тюрьма нас разлучила, И для меня ты стал совсем чужим. Ты говоришь, что крепко меня любишь… Ты просишь ласки, милый, от меня… Но, милый друг, себя ты этим губишь. Я не могу, я не могу любить тебя. Тюрьма, тюрьма! Ты для меня не страшна, Но страшный только твой обряд: Вокруг тебя там ходят часовые, А по ночам там фонари горят. Все кончено, забыто между нами, Дороги разошлися наши врозь. Хотя мы встретились с тобой друзьями, Но разошлись, как в море корабли. Была пора, и я тебя любила, Гордилась чувством этим молодым. Но, милый друг, тюрьма нас разлучила, И для меня ты стал теперь чужим.

ПЕРЕЖИВЕМ, МОЯ РОДНАЯ

Не вешай голову на грудь, И так от горюшка больная. Вздыхать не надо… Как-нибудь Переживем, моя родная! Охотно верю, что никак Не примиришься ты с молвою: Мол, «сын твой вор», Смеются люди над тобою. Для них, конечно, все равно. Прошу тебя: не слушай сплетни. Пускай смеются, знай одно: Смеется тот, кто есть последний. Старушка милая моя! Тебя стараются обидеть. Надежда есть! Надеюсь я Родимый край еще увидеть. Вернусь я к дому своему, И вспомним зорьку мы былую… Как мать, тебя я обниму И, как невесту, поцелую. А может быть, из пустяка Взойдут лучи для нас рассвета. Да и из сына твоего Страна увидит человека.

ХУТОР ДАЛЬНИЙ

А жил-был хутор… А хутор дальний… Но вот пришла нежданная пора. А где ж ты, милый мой, мой ненаглядный? Куда тебя забросила судьба? Вдали со сроком… А бесконечным… Коротает дальние года. Быть может, милый мой убит в побеге. Его я не увижу никогда. Быть может, Север… А Север дальний, Где метели, вьюга и пурга, Быть может, милый мой зарыт снегами. Я не увижу карие глаза. «Так не печалься и не скрывайся… Я не вернусь, родимая, к тебе. Я верю, знаю, что счастье будет В жиганской перепутанной судьбе». А жил-был хутор… А хутор дальний… Но вот пришла нежданная пора. Вернулся, милый мой, ты из заключения. Которого я много лет ждала. А жил-был хутор… А хутор дальний… Но вот пришла нежданная пора. А где ж ты, милый мой, мой ненаглядный? Куда тебя забросила судьба?

ЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО

Два года я скитался по тайге, Я жрал зверей, морошку, хвою едкую… Но верил я фартовой той звезде, Что выведет меня к людскому свету. Но, как случилось, расскажу я вам. Вы помните те годы на Урале? Как стало трудно деловым ворам И суки в лагерях всем заправляли? Мы порешили убежать в тайгу, А перед этим рассчитаться с гадом. Ползли мы, кровью харкая, в снегу… Ну, да об этом вспоминать не надо… Куда бежал? Была, брат, у меня Одна девчоночка, лет пять как с ней расстался. Этап мой угоняли в лагеря. Я плакал, когда с нею расставался. И вот я вышел. Повезло, как дураку. И поезд прогудел на остановке. Вскочил в вагон на полном я ходу И завалился спать на верхней полке. Нашел я улицу и старый, серый дом. Я на крыльцо поднялся, сердце билось… Внимательно я посмотрел кругом, Но лишь звезда на небе закатилась. Открылась дверь, и вот она стоит, А на руках ребеночек, мальчишка… «А мне сказали, что в побеге ты убит. Ждать перестала. И не знаю, уж простишь ли… Лишь одного тебя любила я. Пять лет ждала и мальчика растила, Но, видно, горькая судьба моя! Я вышла замуж, обвенчалась я, мой милый!» Я взял сыночка, пред глазами подержал. Запомнить всё: лицо, глаза, ресницы. Все деньги те, что в поездах я взял, Ей сунул в руку, убежал и не простился. Пошел к начальнику и сдался я. Сказал, что, мол, в побеге и откуда. Легавые собрались вкруг меня И всё смотрели, как на какое-то чудо. Потом начальник папки полистал И, побледнев, промолвил тихо: «Точно! Ты при побеге ведь убийцей стал! И к вышаку приговорен заочно». Простите меня, люди всей земли! Спасибо, Бог! Ты есть — теперь я знаю! Жить невозможно без большой любви, Да и без сына жить я не желаю…

ВОРОВСКИЕ КОСТРЫ

Кончай работу! Греться у костра! Мы протянули к свету наши руки. Ни слова не сказали мусора, И бригадиры промолчали, суки. Нет! Не гаснуть вам, воровские костры! Полыхать по тайге, развеяться! Наши ноги быстры, ножи остры, В побеге знаем мы, на что надеяться! Лишь прокурор зеленый двери распахнет, С Земли Большой потянет свежим ветром. С товарищей мы крохи соберем И убежим тропою незаметной. Пошлют в погоню четырнадцать ребят, У всех винтовки: пять патронов в каждой. Не попадись нам на пути, солдат! Кто волю выбрал, тот боец отважный. И опять разгорелись в тумане костры, Те, в ком не было сил, проводят. И последние крохи голодной пайки Для товарищей новых готовят. Пусть поймают меня через десять часов, Пусть убьют и собаками травят… Есть тюрьма, есть замок, на воротах засов, Но надежда меня не оставит. Снова встретить тебя, дорогая моя, Объяснить, что я не виноватый, Рассказать как травили и били меня, Как погиб без вины виноватый… Воровские костры, вам гореть навсегда! Честь и слава убитым в погоне! А на Север угрюмый всё идут поезда, Новых мальчиков гонят в вагонах.

НЕ ЗАБЫТЬ МНЕ

Из сторонки северной, далекой, С Колымы суровой и седой В край родной старушке одинокой Шлет привет с неволи сын родной. Здравствуй, ненаглядная старушка! Ты о сыне плачешь и грустишь, И в твоей убогой комнатушке Воцарилась гробовая тишь. Нет, тебя не радует светило Золотым ласкающим огнем. Ты от горя, милая, склонила Голову седую на плечо. Слезы не бегут из глаз любимых, Сморщились усталые глаза. Пожелтели щеки, словно нива, Над твоим лицом прошла гроза. Тяжесть ожиданья и тревогу Ты несешь уж много лет в груди. Вечерами ходишь на дорогу, Ищешь встречи с сыном впереди. Взгляд скользит украдкой из-под шали, Ты в прохожих ищешь сына взгляд. Нет его! Его украли дали, О которых трудно рассказать. Небосклон покрылся непогодой, Жизнь моя охвачена тоской. Матушка, охваченный невзгодами, Вам пишу дрожащею рукой. Здесь страданья, грусть, тоска и муки Льют расплавленный металл в сердца. И печальным монотонным звукам Нет, родная, мочи и конца. Гаснет радость, чувство жизни меркнет В бесконечном шуме лагерей. Сколько здесь, родная, исковерканных, Карцером измученных людей. О былом остались только грезы, Давит грудь, сжимает боль виски. Степь кругом под небосклоном розовым Разбросала камни и пески. Не забыть мне ни за что на свете Много чувств, утерянных душой, Теплой ласки и тоски в привете На товарной станции большой. И слова, которые шептала, Мне не вычеркнуть их никогда. В далеке вечернем угасала, Заливалась яркая звезда. Унеслись широкие просторы, И окон вагонных красных даль. Песни заунывные и споры… Денег пропитых мне стало жаль. Долго ты стояла на перроне, Обливаясь жгучею слезой. А сынок твой в пульманском вагоне Мчался на восток по столбовой. Из сторонки северной, далекой, С Колымы суровой и седой В край родной старушке одинокой Шлет привет с неволи сын родной.