— Так с чем вы пришли? Какой собираетесь поставить вопрос?

— Наши требования известны, — сказал Иванов. — Власть — Советам. Петроград победил. Пролетариат Киева выступил, чтобы добиться того же. Красная гвардия сейчас дерется на баррикадах. С нами революционные воинские части. Почему среди них нет воинских частей Центральной рады?

Глаза Винниченко укрылись за бровями.

— Понимаете… — начал он и остановился. — Понимаете, — еще раз начал Винниченко, — ситуация складывается такая… собственно, я хочу сказать, что ситуация как раз не такая, чтобы…

Владимир Кириллович говорил значительно и не спеша, а в голове его лихорадочно стучала мысль; черт побери, до чего несвоевременный разговор! И надо же этим сектантам–большевикам на Печерске поднять мятеж как раз тогда, когда Центральная рада готовит исторический государственный акт: пользуясь падением Временного правительства, фактическим безвластием на Украине, — провозгласить Украинскую державу на всех ее исторических территориях! Центральную раду — парламентом, генеральный секретариат — кабинетом министров, а его, Винниченко, персонально, — премьером!..

— Понимаете, — вымолвил наконец Винниченко, — мы накапливаем силы. Да, да! — Винниченко встал, ибо неучтиво хозяину сидеть, когда гость продолжает стоять, к тому же в эту минуту он уже понял сам себя до конца. — Мы, видите ли, накапливаем силы. Войск Центральной рады, дислоцированных сейчас в Киеве, еще слишком мало, чтобы… Ведь на помощь штабу идут части с фронта! А ваша Красная гвардия, знаете, еще не столь значительна, чтоб…

— Восставший пролетариат — могучая сила! — сказал Иванов.

— Разумеется, разумеется! — как вежливый хозяин Винниченко не мог противоречить гостю. — Мощь мирового пролетариата не вызывает сомнений, и если смотреть с точки зрения перспектив революции…

— Давайте и взглянем с точки зрения этих перспектив, — резко прервал Иванов. — Кто сейчас не с пролетариатом, тот против него, и пролетариат ответит ему тем же!

— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Винниченко. — Так вот я и говорю! Украинизированный корпус генерала Скоропадского уже на подступах к Киеву — завтра, возможно, он будет здесь. Украинские «вильные козаки» атамана Тютюнника должны прибыть, очевидно, послезавтра. Второй украинизированный корпус генерала Мандрыки уже вышел из Шепетовки — мы ждем его через два–три дня. Таким образом…

Иванов стукнул кулаком по спинке стула, у которого он стоял.

— Восстание началось сегодня! И уже сегодня город полон вооруженных сил контрреволюции. Наши повстанцы сейчас проливают кровь…

— М–да, кровь… — Винниченко посмотрел на губы Иванова и на платок, который тот сунул в карман. — И мы, будьте уверены, прольем кровь, чтоб завоевать свободу украинскому народу и установить социализм на Украине…

— Так как же? — спросил Иванов. — Центральная рада даст приказ или хотя бы разрешение своим частям выступить на стороне восставших?

— Непременно, непременно! — поторопился радушно заверить хозяин. — Как только мы накопим силы…

— Завтра… послезавтра… или через два–три дня? — не сдержавшись, крикнул Иванов. — А силы контрреволюции побеждают сегодня!..

Винниченко бросил быстрый взгляд на Иванова и почувствовал, как бес дипломатии зашевелился и заплясал в его душе.

— Но, — вкрадчиво проговорил он, — разве восставшие не продержатся день–два? Ведь, по нашим сведениям, вам на помощь идет из Жмеринки большевизированный Второй гвардейский корпус?

Иванов колебался только один миг. Потом сказал, глядя Винниченко прямо в глаза:

— Да, он идет. Он уже под Винницей. И его прибытие решит успех восстания… Но корпус идет с боями: между Жмеринкой и Киевом стоят контрреволюционные заслоны.

— Что вы говорите! — всполошился Винниченко. — Так вот почему задерживается и наш корпус генерала Скоропадского! Ведь он идет на Киев с того же направления и тоже задерживается в боях… Значит, — обрадовался Винниченко, — как видите, мы уже действуем вместе — и сегодня, а не завтра!

— Нет, — отвечал Иванов. — Мы не действуем вместе. Гвардейский корпус ведет бои как раз… против Тридцать четвертого корпуса Скоропадского, преградившего ему путь на Киев…

— Да что вы говорите! — Винниченко расстроился. Это какое–то недоразумение! Будьте уверены, я сразу же внесу интерпелляцию об этом на сессии Центральной рады… Немедленно!.. Хотя в повестке сессии столько вопросов, что все интерпелляции, а их уже набралось немало, решено заслушать после того, как будет исчерпан порядок дня — завтра или, быть может, послезавтра. Итак, через два–три дня…