Тарногродский ответил Бош:

— Надо, чтобы пошли. Должны пойти… Но нужно с ними поговорить — это же не пятнадцать душ, а пятнадцать тысяч. И не пролетариев, а… крестьян… Говорить необходимо не только с солдатским комитетом, который, конечно, будет «за», а со всей массой бойцов…

— Коля! — заволновалась Бош. — Мы, областком, сделаем это. Я поеду с тобой. Завтра же! Нет, еще сегодня!..

Когда они возвратились в тесную комнатку профсоюза портных, на заседании комитета уже установился кое–какой порядок. Говорил Иван Федорович Смирнов. Он доказывал, что восстание только тогда будет иметь успех, когда вооруженное выступление будет сочетаться и с всеобщей забастовкой. Смирнова слушали внимательно. Забастовки — особенно всеобщая забастовка — это был «конек» Ивана Федоровича, и в этом вопросе его авторитет был неопровержим. К тому же необходимость всеобщей забастовки в поддержку восстания всем была очевидна.

Что же касается самого восстания, то стягивание войск контрреволюционным штабом было убедительнейшим аргументом для многих, даже для осмотрительных приверженцев пятаковского большинства в комитете. Впрочем, сам Пятаков продолжал доказывать, что раз вооруженные силы в городе увеличиваются, а силы для восстания остаются такие же, то, естественно, шансы на успех только уменьшаются. Следовательно…

— Осторожность! Осмотрительность! Выдержка! — призывал Пятаков. — Мы можем дать нашим организациям и заводам только одно указание: будьте готовы!

— Готовы к чему? — снова вырвался Примаков.

—На случай выступления контрреволюционных войск штаба.

— И только?

— И… к восстанию, если, конечно, в Питере восстание состоится и… будет иметь успех.

Тут снова поднялся невероятный шум. Арсенальцы — Иванов, Фиалек — требовали не ограничиваться ожиданием успеха в Петрограде, а способствовать ему, то есть поднимать восстание одновременно с Петроградом! Представители военных — Литвин–Седой и делегат воронежцев — горячо поддерживали арсенальцев.

Леонид Пятаков, который в городском комитете отвечал за Красную гвардию и большевизированные части гарнизона, принялся перечислять, какие именно военные подразделения наверняка поддержат восстание: артиллеристы, понтонеры, связисты, ополченцы воронежских дружин. Все эти части, по заверению Леонида, уже давно, еще с момента корниловского путча, требуют вооруженного выступления, и нет больше сил сдерживать их горячность.

— Они спрашивают меня, — горячился Леонид, — что делать? И вот уже полтора месяца я говорю им: «Будьте готовы». Но теперь, когда известна установка Шестого съезда партии, это уже для них не ответ! Что я скажу им завтра? Снова — «будьте готовы»? Да они прогонят меня в шею, отшатнутся от нас и выступят сами либо с анархистами, либо с левами эсерами — и такое сепаратное восстание в самом деле будет катастрофой и в деле захвата власти и для… партии…

Но горячая речь Леонида не изменила настроения большинства комитета.

— Но ведь за нами всего лишь кучка! Мы не имеем достаточно сил, и мы должны ждать! — резюмировал Пятаков Юрий.

Тогда Тарногродский и Бош сообщили, что областком поднимет в Виннице 15–й полк — на помощь Киеву.

— Это еше вилами по воде писано! — саркастически откликнулся Пятаков. — Армия разложена! Ориентироваться нужно на пролетариат, а не на солдат. Еще не известно, согласится ли пойти ваш Пятнадцатый полк…

— Армия разложена для войны! — закричали военные представители, и Леонид Пятаков с ними. — А для выступления против Временного правительства, продолжающего войну, армия — это реальная сила!

— А Пятнадцатый полк большевизирован! — настаивал Тарногродский. — Именно побаиваясь его силы, у нас в Виннице и притихли меньшевики, да и Национальная рада не выступает активно против Совета. Именно благодаря Пятнадцатому полку в Виннице всем руководит сейчас большевизированный Совет!

— Вот видишь, — тотчас же подхватил и укоризненно посмотрел на Тарногродского Пятаков, — а ты хочешь этот полк забрать из твоей Винницы! Да ведь тогда меньшевики и эсеры в Виннице воспользуются этим и дадут по шее вашему большевизированному Совету! — Аргумент понравился ему самому, и он закончил уже в категорической форме: — Тришкин кафтан! Осуществлять мировую революцию по методу «тришкина кафтана» это и есть вонзить нож в спину и в сердце революции! — Пятаков победоносно сверкнул очками на Картвелишвили, возвращая ему с лихвой его же обвинение, совершенно удовлетворенный своим ораторским мастерством дискуссионера. И мы не имеем права жертвовать Винницей, — совсем уж елейным тоном адресовался он к председателю Винницкого совета Тарногродскому. — Твоя Винница — это же центр Юго–Западного фронта!

Словом, постановление Киевского комитета большинством голосов — снова большинством! — приняли в таком духе: быть готовыми к выступлению, но первыми не выступать; пойти на восстание только в том случае, если войска контрреволюционного штаба ударят по силам революции; не нападать, а ожидать нападения.

Расходились возбужденные, но хмурые, не все сразу, а группами — все–таки военное положение, на улицах патрулируют солдаты штаба: конспирация!

Сначала пошли военные представители. Потом двинулись арсенальцы и областкомовцы. Последними — члены комитета. В помещении остался один Юрий Пятаков. Он должен был окончательно отредактировать постановление и оформить протокол. Пятаков никогда не забывал подписать протокол и подписывал его непременно сразу же после заседания.

9

Бош вышла вместе с Тарногродским.

Была уже глубокая ночь. В маленьком дворике–колодце между флигелем и зданием гостиницы «Марсель» стояла тьма. Вверху сквозь мохнатые облака несмело пробивалась одна звездочка, но ее сразу же заволакивали черные полосы туч. Срывался дождь.

Бош и Тарногродский остановились, ожидая, пока арсенальцы пройдут в тоннель подворотни и исчезнут на бульваре.

— Так как же будет, товарищи? — спросила Бош, разыскав в темноте на ощупь руки Иванова и Фиалека. Она почувствовала, как Фиалек пожал плечами.