– Я вижу, что у нас с тобой больше общего, чем могло показаться с первого взгляда. – Они снова замолчали, но теперь молчание было полно раздумий и воспоминаний.

– Значит, ты согласна? – спросила Маргарита, внимательно наблюдая за гостьей.

– Если вы уверены в том, что сами этого хотите.

– В этом я совершенно уверена.

Елена поклонилась, выражая почтение девушке, которая в свое время могла так же почитать ее саму.

– Тогда я сочту за честь служить вам, синьора.

– Я очень надеюсь на то, что мы не будем госпожой и служанкой, а в один прекрасный день просто станем подругами, – искренне ответила Маргарита. – Похоже, в этой новой жизни мне не обойтись без друга.

– Как ты можешь быть такой добросердечной? – позже спросил у нее Рафаэль. Они лежали вдвоем на большой кровати темного дерева и слушали шелест дождя за окном.

– Дело не в этом.

Он повернулся на бок и, опершись на локоть, стал разглядывать ее в сиянии горящей свечи.

– А для меня как раз в этом. Я считал себя художником, способным заглянуть в душу каждому человеку. Но оказывается, что ты тоже видишь мою душу насквозь.

Она провела пальцами по его скуле.

– Елена добрая и мягкая девушка. И я не сделала ничего такого, чего бы ты не сделал ради меня.

– Ты каждый день делаешь для меня такие вещи, которые никогда бы не пришли мне в голову.

– Ты мне льстишь.

– Неправда, – запротестовал он. – Когда-то давно, еще до тебя, я жил, каждый день наслаждаясь тем, что мир и его люди могут мне дать. Мне стыдно признаться, но я уже считал, что так и должно быть, что весь мир мечтает меня ублажить, и вел себя соответствующе.

– Пока дочь булочника не отказала тебе на холме Джаниколо.

– Да, до того самого дня. – Он улыбнулся. Потом его лицо неожиданно стало серьезным. – И поэтому я хочу подарить тебе кое-что особенное.

– Довольно уже об этом. Ты уже подарил мне весь мир. Чего еще мне желать?

– Я уже говорил, что хочу тебе что-то подарить, – настаивал Рафаэль. – И значение этого подарка ты поймешь в тот же миг, как его увидишь. Эта вещь так же редка и бесценна, как ты.

– Похоже, ты действительно что-то задумал, – Промолвила она с полуулыбкой.

– Точно, – подтвердил Рафаэль, который ни на секунду не забывал о рубиновом кольце и предпринял множество попыток узнать о том, какую судьбу ему уготовил понтифик. Теперь, когда Его Святейшество остался доволен новой Мадонной, вряд ли что-либо – или кто-либо – помешает ему завладеть кольцом. Оно предназначалось для Маргариты, а не для мстительного честолюбца Биббиены.

25

Сентябрь 1515 года

Весна уступила место лету, и Елена ди Франческо-Гвацци стала компаньонкой Маргариты. Джулио и Рафаэль снова объединились. Слишком многое от этого зависело, слишком много дел им предстояло, чтобы подолгу задерживаться на прошлых ошибках. Джулио вернулся в мастерскую и днем работал в Ватикане, заканчивая фрески в обеденной зале, а по ночам возвращался в свои комнаты на Виа деи Коронари. Рафаэль проводил почти все свободное время с Маргаритой, но из уважения к женщине, на которой его вынуждали жениться, переезжать к возлюбленной не стал, сохранив за собой прежнее жилище.

Теперь, когда все личные затруднения были разрешены, Рафаэль заставил себя вновь погрузиться в работу, стараясь умиротворить ропщущих, считавших, что он стал недостаточно внимательно относиться к заказам. До Джулио дошли слухи, что понтифик раздумывал над тем, не отдать ли ему новый важный заказ стареющему Микеланджело Буонарроти.

Мало того, говорили, что Агостино Киджи из всех художников выбрал Себастьяно Лучиани для росписи залы, где заканчивались работы над фреской «Бракосочетание Амура и Психеи». Учитывая, что Киджи когда-то отказал Лучиани в пользу Рафаэля, это не могло не настораживать.

Пока множились слухи о скором падении Рафаэля, сам он работал в поте лица. По ночам, когда зрение изменяло ему или уставшая от кисти рука переставала слушаться, изнеможенный, голодный и снедаемый страстью, он возвращался на Виа Алессандрина, чтобы провести несколько пылких часов с Маргаритой. По утрам он вставал, не дожидаясь рассвета, и снова шел работать.

После возвращения Джулио Рафаэль стал работать еще плодотворнее. Особенно много картин было написано с Маргариты. Сначала он рисовал ее красной сангиной, потом писал маслом, воплощая ее черты в облике очередной Мадонны. Ему не давала покоя идея превратить набросок, который он сделал с нее в первую ночь в новом доме, в завершенную картину. Он представлял ее себе в образе Пресвятой Девы. Вот она сидит в кресле и держит на руках Маттео. Взгляд ее, обращенный на дитя, полон материнской любви. Скромные одежды подчеркивают ее земную, а не божественную ипостась.

Портрет-тондо, вписанный в крут, волшебным образом оживал прямо на глазах у смотрящего. Все, кому довелось его видеть, были поражены мастерством художника. Однако посреди нескончаемых трудов над ватиканскими заказами, фресками для виллы Киджи, которые Рафаэль изо всех сил старался завершить вовремя, и разработки сложных конструкций для собора Святого Петра всю последующую осень Рафаэль был одержим мыслью писать Маргариту снова и снова. Только после многочисленных Мадонн ему хотелось запечатлеть ее как Маргариту Луги, в той же манере, что и Маддалену Дони и своего друга Кастильоне. Он хотел изобразить красивую, спокойную женщину, грациозную, исполненную достоинства, какой она стала.