…Они взобрались на вершину горы, где в снегу стыла котомка Слава, и тот, не останавливаясь, забросил лямки мешка на плечи, толкая впереди себя неразумного. Сколько было говорено – нельзя разгорячённому воину пить на бегу! Самое большее – прополоскать водой рот, да выплюнуть, как бы сильно не хотелось утолить жажду. Тем паче – снег! Растаять он, разумеется, растает во рту. Только ледяная вода, попав в разгорячённое нутро, всю силу отнимет, если не случится и чего хуже… Потому то Олуш и помирает на ходу, что снег горстями глотает, разбрасывает силу последнюю свою, и тормозит прочих отроков. Поскольку будут они ждать последнего у ворот Слободы, ибо только все вместе могут войти на подворье. А не будет кого – побегут обратно по следу, искать отставшего. А ведь Олуш уже позади всех почти на двести саженей…

…Вымахнули на очередную гору – далеко внизу расстилается бескрайнее поле. Прищурившись, Слав взглянул на Око Сварожье, Ярило Красное, прикинул – успевают до темноты. Конечно, сумерки уже падут, но до Слободы должны засветло добраться… Бросил взгляд влево – Олуш держится рядом. Видно, открылось всё же второе дыхание, когда бросил дурью маяться, да снег глотать. Теперь и дышит ровнее, и грудь не ходит ходуном, как до этого, да и шевелится вроде легче. Может, и будет толк со временем. Улыбнулся про себя, ничем не выдавая наружу – и разница то в две весны всего, а насколько он уже больше знает, чем этот… Молодший… Самому такие вот пробежки не в новинку и не в тягость. А Олуш в первый раз столь длинный путь одолевает… Ничего. Тоже привыкнет, втянется. А вот они глупость сотворили – поскольку среди них новик, нужно было сразу пригляд за парнишкой устроить. А теперь вот потеряли время. Ну, хоть догадались не пускать его тропу торить. Кстати, его очередь три версты первым бежать. Участил бег, прорываясь вперёд. Его послушно пропускали – все счёт ведут, все знают, что время Слава наступило. В науке воинской ведь что? Не обязательно первым быть. Главное – всем вместе. Один за всех, все за одного. Славяне своих не бросают… Вымахнул вперёд, нагоняя бегущего первым Храбра, кинул руку ему на плечо, выдохнул:

– Меняемся! Гляди за Олушем!

– Понял, брат!

Друг сбавил темп, оттягиваясь назад и пропуская вперёд остальных. Олуш - молодший среди них. Сообразил, что приглядеть за ним обязательно нужно… Левой, правой. Левой. Правой. Ритм подходящий. Снег, правда, рыхлый, но терпимо. И пот перестал лить в глаза. Словно обрезало… Зорко посматривая вперёд, выглядывая коварные ловушки, взметая комья снега за собой… Выскочил на торный путь, бежать куда как легче! Осталось то всего две версты, и Слобода! Промчался саженей триста, оглянулся – все здесь. Все двенадцать отроков. Последними бегут Храбр и Олуш. Нормально… Замер перед покрытыми льдом плахами ворот, отдуваясь. Ан, не в пример легче ему дался этот пробег! В прошлые то разы, едва не валился с ног, оказавшись перед вратами. А сейчас – ничего. И грудь уже успокаивается, и хрипа со свистом внутри нет. Мог бы и ещё десяток вёрст пробежать, хоть и вес у него больше ныне за спиной…

– Все?

– Все!

Отозвался нестройный хор голосов. Уловил чутким ухом и глас новика. Кивнул одобрительно, степенно подошёл к воротам, взял колотушку, стукнул в било. Негромко. Лишь бы знак подать. Скрипнули едва слышно петли, разошлись створки. Вот и Слобода. На пороге воинской избы стоит дядька Святовид, усмехается одобрительно в висячие длинные усы:

– Храбр, Слав. Как помоетесь – зайдите ко мне.

– Да, дядько!

А глаза уже видят вкусно хрустящих овсом трёх незнакомых коней у коновязи под высоким навесом. Гости? Не дело проявлять излишнее любопытство. Сейчас в жарко натопленную баню, смыть с себя пот и шлак, что выступили на коже после такого испытания. Простирнуть быстро едким щелоком насквозь мокрые порты и рубаху, поменять на чистое. Потом – ужин. Поскольку обед отроки пробегали по лесам и буеракам. И уж потом тогда лишь к дядьке, в его избу, где старые вои-воспитатели живут…

…Постучали в дощатые двери. Дождались разрешения, вошли в жарко натопленную избу, обстучав в сенях поршни от снега, поклонились в пояс, выказывая уважение старшим и гостям. Выпрямились, жадно рассматривая гостей… Трое, как и ожидалось. Два – воины в расцвете лет. Третий – младше их. Ему годов двадцать на вид. Одеты – добротно. Белёного льна толстые штаны, такие же рубахи. По вороту у каждого – родовые узоры. Да… Незнакомые почему-то. Вовсе незнамые. Хотя видно, что дядька Святовид почёт и уважение гостям оказывает нешуточное: стол ломится от яств, на Божьей Ладони даже туес немалый стоялого мёда. Однако…

…И взгляды у всех троих чужаков пронизывающие. Суровые. Одновременно оценивающие. Дядька глазами показал – в угол идите. Отроки вновь поклонились, молча уселись на лавке там, где велено…

– Они?

Похоже, старший из гостей… Наставник кивнул в знак согласия:

– Эти. У первого – слух редкий. Иной раз такое разбирает, что диву даёшься.

…Это про Храбра. У него такой Дар. Одобрительные кивки остальных гостей. Потом самый молодой с какой-то иронией непонятной взглянул на Слава:

– А сей отрок чем знатен?

Святовид в ответ едва заметно улыбнулся:

– Словенин он.

И – как отрезало. Ну, да – словенин. Как и все в Слободе. Как и гости. Что тут такого? Но посуровели лики приезжих, затем старший вполголоса:

– Уверен, воин?

– Слово даю, воевода.

Непонятно… Что дядька имеет в виду? А старший уже смотрит на отрока, и ощущение от взгляда приезжего чужака, будто он всю твою душу вынул из тела, на столе разложил, а теперь тщательно рассматривает, ища в ней изъяны. Даже мурашки по спине побежали… Но терпит Слав. Не подаёт виду, что не по себе ему… Внезапно пропало всё. Молодой положил руку на плечо старшего, и отпустило.

– Верно говорит Святовид: сей отрок – славянин есть, Брячислав.

Тот на младшего взглянул:

– Верю тебе, Боян. Сие – славенин! Беру обеих, воин.

– Так тому и быть.

Гулко припечатал доселе молчавший третий. Дядька вздохнул:

– Когда в путь?

– Утром.

Святовид посмотрел на притихших отроков, махнул рукой:

– Идите в избу. Собирайтесь. Поедете с гостями.

Подростки поднялись, поклонились, потом Храбр осмелился:

– Куда собираться, дядька?