Конечно, ему стало невозможно продолжать памятник Юлию II. Но печальнее всего то, что ему не удалось возвести фасад и Сан — Лоренцо. Мало того, что он отверг всякое сотрудничество: вследствие своей безумной страсти делать все самому, он, вместо того чтобы оставаться во Флоренции и работать над своими произведениями, отправился в Каррару руководить добыванием мрамора. Ему пришлось там преодолевать всякого рода трудности. Медичи хотели воспользоваться каменоломнями в Пьетросанте, недавно приобретенными Флоренцией, вместо каррарских. За то, что он принял сторону каррарцев, Микеланджело был оскорбительным образом обвинен папой в продажности [134] ; за то, что ему пришлось подчиниться папскому приказанию, он подвергся преследованию со стороны каррарцев, которые вошли в соглашение с лигурийскими моряками: он не мог найти ни одной лодки от Генуи до Пизы, чтобы перевезти свой мрамор [135] . Ему пришлось соорудить дорогу, частично на сваях, через горы и болотистые равнины. Местные жители не хотели участвовать в расходах по проложению этого пути. Рабочие ничего не понимали в этом деле. Каменоломни были новые, рабочие были новые. Микеланджело горько жаловался:

«Я захотел разбудить покойников, пожелав покорить горы и принести сюда искусство» [136] .

Однако он не сдавался:

«Я исполню то, что обещал, во что бы то ни стало; с божьей помощью я создам прекраснейшее произведение, которое было когда-либо в Италии».

Сколько силы, энтузиазма, гения, потраченных впустую! В конце сентября 1518 года он заболел в Серавецце от переутомления и неприятностей. Он отлично сознавал, что такая чернорабочая жизнь убивает его здоровье и его мечты. Он был сдержим желанием начать наконец работу и тревогой, что он не сможет ее совершить. Ему не давали покоя другие обязательства, которых он не мог выполнить [137] .

«Я умираю от. нетерпения, так как злой рок мой н. е допускает меня делать то, что я хочу… Я умираю от скорби, я кажусь себе обманщиком, хотя это и происходит не по моей вине» [138] .

Вернувшись во Флоренцию, он изводился, поджидая прибытия флотилий с мрамором; но Арно высох, и лодки, нагруженные глыбами, не могли итти вверх по течению.

Наконец они прибыли: примется ли он на этот раз за работу? Нет. Он возвращается в каменоломню. Он упорно не хочет начинать, как и тогда с гробницей Юлия II, — пока не накопятся целые горы мрамора. Он все откладывает начало работы; может быть, он боится ее. Не слишком ли много он обещал? Не опрометчиво ли он взялся за эту огромную архитектурную задачу? Это не его ремесло: где мог бы он ему обучиться? И теперь он не в состоянии был ни двинуться вперед, н, и отступить.

Столь великие труды не обеспечили даже благополучной доставки мрамора. Из шести цельных колонн, посланных во Флоренцию, четыре разбились в дороге, а одна даже в самой Флоренции. Его рабочие надули его.

В конце концов папа и кардинал Медичи стали терять терпение, видя, что столько драгоценного времени попусту теряется в каменоломнях и на грязных дорогах. 1 0 марта 1520 года папским декретом был расторгнут договор 1518 года с Микеланджело на постройку фасада

Сан — Лоренцо. Микеланджело узнал оё этом только тогда, когда в Пьетросанту прибыла артель рабочих, посланных, чтобы заменить его. Он был жестоко этим оскорблен.

«Я не ставлю кардиналу в счет, — пишет он, — трех лет, что я здесь потерял. Я не ставлю ему в счет того, что разорился на этой работе над Сан — Лоренцо. Я не ставлю ему в счет величайшей обиды, причиненной мне тем, что сначала мне дали этот заказ, а потом отняли от меня, — я даже не знаю, почему. Я не ставлю ему в счет всего того, что я потерял и потратил на это дело… И сейчас положение такое: папа Лев получает каменоломню с обтесанными глыбами; у меня на руках остаются деньги: 500 дукатов; и мне возвращают свободу!» [139]

Микеланджело должен был в, инить не своих покровителей: он должен был винить самого себя, и он отлично знал это. Это больше всего причиняло ему боль. Он боролся против самого себя. От 1515 до 1520 года, в полном расцвете сил, исполненный ген, ия, что он создал? Приторного «Христа» для Минервы, — произведение Микеланджело, где Микеланджело отсутствует! И даже его он не мог закончить [140] .

От 1515 до 1520 года, в эти последние годы великого Возрождения, накануне потрясений, положивших конец итальянской весне, Рафаэль расписал «Лоджии», залу «Пожара», Фарнезину, создал шедевры во всех родах, построил виллу Мадама, руководил постройками св. Петра, раскопками, празднествами, памятниками, был законодателем в искусстве, создал обильнейшую школу и умер среди своей торжествующей работы [141] .

Горечь разочарований, отчаяние от потерянных дней, от погибших надежд, от сломленной воли отражаются в мрачных произведениях следующего периода: в гробнице Медичи и в новых статуях к памятнику Юлия II [142] .

Свободный Микеланджело, всю свою жизнь переходивший из одного ярма в другое, переменил хозяина. Кардинал Медичи, вскоре сделавшийся папой под именем Климента VII, царил над ним от 1520 до 1534 года.

К Клименту VII отнеслись слишком строго. Конечно, как и все папы, он из искусства и из художника хотел сделать прислужников своего родового тщеславия. Но Микеланджело не приходится слишком на него жаловаться. Ни один папа так его не любил. Ни один не выказывал более постоянного, более страстного интереса к его работам [143] . Никто так не понимал слабость его воли, защищая его порою от него самого и не позволяя ему размениваться по мелочам. Даже после флорентийского восстания, после бунта Микеланджело, Климент нисколько не изменил своего расположения к нему [144] . Но не в его власти было успокоить тревогу, лихорадочность, пессимизм, смертельную меланхолию, терзавшие это великое сердце. Что значила личная доброта владыки? Это все же был владьика!..

«Я служил папам, — говорил впоследствии Микеланджело, — но делал это по принуждению» [145] .

Что значило — немного славы и одно — два прекрасных произведения? Как это было далеко от того, о» чем он мечтал!

А старость приближалась, и все омрачалось вокруг него. Возрождение умирало. Рим был накануне разграбления варварами. Грозная тень скорбного бога готовилась тяжко лечь на итальянскую мысль. Микеланджело чувствовал, что близится трагический час; и он страдал, задыхался от тоски.