В предисловии к русскому изданию 1992 года Поппер дает рекомендации для России: «Мне кажется очевидным, что в данном случае кратчайший (хотя, конечно, не вполне совершенный) путь – это заимствование Россией одной из утвердившихся на Западе правовых систем. То, что такой путь в принципе возможен, показала Япония, которая в 1873 г. восприняла германскую правовую систему, осознав, что та необходима для осуществления планов индустриализации страны по европейскому образцу».

Более конкретная рекомендация касается независимости суда: «Наиболее важны работники судебных органов, особенно судьи и частные адвокаты. (Последние должны быть по-настоящему частными – это единственная гарантия, что они будут служить Закону, а не только интересам находящегося у власти правительства.) Для того чтобы вершить правосудие, требуется, кроме того, множество других государственных служащих. Все они должны быть воспитаны в духе служения объективной истине, интересам опирающегося на закон правосудия – и ничему более. В мирное время им непозволительно руководствоваться никакими «высшими» интересами, никакими интересами государства. Воспитание таких людей – большая задача, решение которой займет у вас годы».

Из этого краткого пересказа видно, что Поппер относится к тем, кого я назвал «потом-западниками». Хотя он прямо об этом не говорит, ясно, что Россия для него – это страна третьего мира, у которой есть шанс войти в семью «цивилизованных» народов, лишь повторив путь Японии, то есть позаимствовав западную правовую систему для модернизации страны по европейскому образцу.

В России XX века эта идея, как мы уже отмечали выше, набирала популярность трижды: в 1920-х годах, затем во время «оттепели» и во время перестройки. В области архитектуры и дизайна последствия этого каждый раз были другими.

В 1920-х желание приблизиться к Европе, научиться у нее, привели к возникновению русского авангарда, у которого сегодня учатся практически все студенты западных факультетов архитектуры и дизайна. В 1960-х западные ценности во многих случаях были поняты и позаимствованы поверхностно – будь то одежда (Василий Аксенов), промышленный дизайн (Юрий Соловьев) или фантазии на тему города будущего (архитектурная группа НЭР – «Новый элемент расселения»).

Наконец, в 1990-х желание быстро догнать Запад часто выражалось в копировании худших образцов архитектуры постмодернизма, который на Западе к тому моменту уже фактически перестал существовать.

4. Теории Владимира Лефевра имеют некоторое отношение к Попперу, тем более что Поппер написал предисловие к одной из книг Лефевра и был соавтором другой. Владимир Лефевр родился в Ленинграде, окончил механико-математический факультет МГУ, участвовал в работе Московского методологического кружка (с Г.П. Щедровицким), с 1974 года живет и работает в США. Книга «Алгебра совести» была написана по-английски и вышла в 1982 году. Русский перевод вышел 21 год спустя. Книга написана математиком, она содержит большое количество формул, которые я разобрать не в состоянии. Тем не менее, пропуская формулы, основную идею книги можно понять.

«Мы можем различить две этические философии, – пишет Лефевр. – Одна основывается на принципе „компромисс между добром и злом есть зло“. Вторая – на принципе „компромисс между добром и злом есть добро“ <…> первая этическая система реализована в западной культуре, а вторая – в культуре Советского Союза. Таким образом, различие между западным и советским обществом более глубоко, чем обычно полагают».

Для иллюстрации Лефевр проводит такую схему. Представим себе игрушечный замок, где живет бумажный человечек. Появляется дракон, который дышит пламенем и готов сжечь замок. Бумажный человечек открывает ворота и идет навстречу дракону, протягивая ему руку дружбы. Дракон выдыхает струю пламени – и человечек превращается в горстку пепла. Дракон подходит к другому замку, где живет другой бумажный человечек. Этот человечек поступает иначе. Он выходит из замка с маленькой шпагой и вступает в безнадежный бой. Дракон изрыгает пламя – и человечек гибнет, как и первый. Человечек, протянувший дракону руку дружбы, рассматривается его согражданами как герой, но жителями второго замка – как трус, не посмевший взять в руки оружие. Зато герой второго замка, вышедший со шпагой, воспринимается в первом замке как слабак, у которого не хватило силы духа выйти без оружия и вступить в переговоры.

Теория Лефевра построена на различении двух видов компромисса – их можно было бы назвать внешним и внутренним [4] . Внешний – это компромисс в ситуации конфронтации: скажем, бумажный человечек, протягивающий руку дружбы дракону. Внутренний – это компромисс между добром и злом, например идея, что цель оправдывает средства. Лефевр доказывает (с помощью булевой алгебры в частности), что во «второй» этической системе, там, где возможен внутренний компромисс («цель оправдывает средства»), внешний компромисс («рука дружбы») рассматривается как поражение. В «первой» системе все ровно наоборот.

Теория Лефевра, строго говоря, не содержит рекомендаций, это аналитический инструмент, который удобен для описания политических ситуаций. Так, например, «перезагрузка» отношений с Россией, которую пытался провести Обама (внешний компромисс) была радостно воспринята большинством европейцев и американскими левыми. Но Митт Ромни в своей избирательной кампании настаивал, что это признак слабости действующего президента. Так же ее воспринимают и большинство российских оппозиционеров; победа Ромни для них была предпочтительна: придет наконец бескомпромиссный герой с большой дубиной и накажет наших «драконов». Это позиция второй этической системы, поскольку она одновременно и против внешнего компромисса, и за внутренний компромисс: цель (демократизация) оправдывает средства (дубину).

Если бы первая и вторая этические системы действительно распределялись строго географически, как полагал Лефевр (в Америке вторая, в России первая), то создателя этой теории можно было бы отнести к отрицательным самобытникам. Но мне кажется, что элементы обеих систем можно обнаружить и в той, и в другой стране (что никак не умаляет достоинств теории), тогда Лефевра скорее следует признать «уже-западником».

Дополнительным доказательством того, что первая и вторая этические системы не распределяются географически, может служить Карибский кризис 1962 года. Одна из причин, которыми объясняют снятие Хрущева два года спустя, – его согласие демонтировать установленные на Кубе советские ракеты. Фидель Кастро тоже расценил это решение как предательство. С другой стороны, реакция консервативных американцев на компромисс с Советским Союзом не сильно отличалась от советской и была полностью в русле второй этической системы. Ричард Никсон, например, заявил, что Кеннеди удалось «вырвать поражение из челюстей победы», а командующий ВВС США генерал Лемей назвал отказ от атаки Кубы «наихудшим поражением в нашей истории». Зато в некоторых диссидентских кругах СССР (как, впрочем, и в среде американских либералов) компромиссное поведение Хрущева, наоборот, воспринималось как героическое.