А хуже всего было то, что контракты подписывались не на конкурсной основе, а по дружбе, и виноват в этом оказался даже сам глава военного ведомства, Саймон Кэмерон. В феврале 1861 года Линкольн пригласил его в свой кабинет министров и дал ему важный пост – он представлял промышленников Пенсильвании. Но после ряда скандалов, случившихся летом и осенью 1861 года, Линкольн решил, что пенсильванские промышленники должны поискать себе представителя получше, – и послал Кэмерона послом в Петербург. В далекой России вреда он не принесет, а декорум будет соблюден.

Новый военный министр звался Эдвин Стэнтон. Он был юристом из Огайо, принадлежал к партии демократов, к Линкольну относился резко отрицательно и был известен как человек неподкупный. Стэнтон оправдал свою репутацию и навел в военном министерстве должный порядок.

Ему очень помог новый начальник армейского бюро по снабжению, Монтгомери Мейгс. Он был профессиональным офицером – окончил в свое время Вест-Пойнт и был одним из его лучших выпускников. Армия требовала огромного потока снабжения, – скажем, на 100 тысяч человек требовалось подвозить 600 тонн продовольствия, фуража и топлива ежедневно, – и новый начальник справился с этой задачей. Был организован собственный армейский транспорт – 2500 тяжелых возов. Все 35 тысяч вьючных, упряжных и верховых животных, требовавшихся для 100-тысячной армии, были поставлены на учет и снабжены погонщиками, кузнецами и даже ветеринарами. Мейгс, право же, творил чудеса.

В армии были заведены новые палатки – их называли «собачьими», потому что они были маленькими и низкими, но такие палатки оказались куда лучше старых. Были введены стандарты для ткани на мундиры – и теперь они выдерживались неукоснительно. Мейгс даже завел систему нумерованных размеров для армейской одежды и обуви – и эта система потом окажется скопированной швейной промышленностью для обычных, сугубо гражданских нужд. Ботинки, произведенные для армии, перестали рваться – их качество стали тщательно проверять при приемке. В целом деятельностью военных тылов в Вашингтоне остались довольны. Считалось, что « хорошее снабжение обеспечит победу…»

IV

Именно эту мысль – « снабжение обеспечит победу…» – с полным отчаянием высказывал Джефферсону Дэвису один из его министров, Иегуда Бенжамен. Назначенный президентом КША на пост главного юриста Конфедерации, он в принципе никакого отношения ни к снабжению, ни к делу ведения войны не имел. Но в отличие от очень многих он умел работать с цифрами и полагал, что ситуация Юга катастрофична и что мир надо заключать как можно скорее, и на любых условиях. Его собеседнику не надо было объяснять, какое значение имеет тот факт, что завод Дюпона по производству пороха, который снабжал чуть ли не все Соединенные Штаты, находится на Севере, за сложившейся линией фронта. Джефферсон Дэвис совсем недавно был военным министром США и прекрасно знал, что порох на склады армии приходил оттуда. И он знал, что единственное место на Юге, на котором можно производить пушки, не идет ни в какое сравнение с тем, что можно производить на Севере, – индустриализация Юга шла очень медленно и отставала от северной на десяток лет.

Иегуда Бенжамен говорил своему другу, что из 470 паровозов в США на Юге было изготовлено только 17 – все остальные были сделаны или на Севере, или импортированы из Англии. Рельсы – и то было негде взять на Юге, их чуть ли не на 100 % изготавливали на Севере. Это были не просто куски железа, а необходимая часть транспортной системы. Железнодорожная сеть Севера была вдвое плотнее южной, а отсутствие на Юге рельс для замены поврежденных или изношенных тормозило военные перевозки. Продовольствие, заготовленное для армии, гнило на складах, в то время как войска буквально голодали. Кстати, у них было плохо и с одеждой – 94 % швейной промышленности было расположено на Севере. Там же производилось 90 % обуви и 95 % чугуна, без которого тоже было не обойтись.

Конечно, южане были такими американцами, как и их северные собратья. Множество нужных предметов производилось путем чистой импровизации, – скажем, удалось наладить производство повозок. Какие-то ружья – и даже пушки небольшого калибра – начали делать чуть ли не в кузницах. В срочном порядке тыловые снабженцы наладили производство некоторого количества пороха, с плантаций снимали колокола для того, чтобы перелить их на пушки. офицеры военных бюро тыла организовали покупку или попросту реквизицию всей меди, которую они только могли сыскать, – и все равно армиям Юга очень многого не хватало, и солдаты осыпали потоком брани свое военное министерство.

Они были уверены, что дело не в объективных причинах, а в отсутствии мозгов у военной администрации, a иначе Вашингтон был бы уже давно взят. Ну, Иегуда Бенжамен на этот счет никаких иллюзий не имел.

Oн был, конечно, не военный, а всего лишь юрист, но полагал, что с течением времени Север развернет подавляющей силы армию, обильно снабженную и вооруженную, и дело Юга кончится плохо: « Если мы предвидели войну, почему мы не подготовились к ней загодя? Если мы не предвидели войну, почему мы так торопились с отделением от Союза? Стоит ли «…честь Юга…» риска уничтожения Юга как особого общества? Надо мириться, и как можно скорее...»

Джефферсон Дэвис в свое время закончил Вест-Пойнт. Он был трезвым человеком, на вещи смотрел реально и как президент Конфедерации был готов сделать что угодно для того, чтобы заключить мир. Как он часто говорил: «… все, что нам надо, это чтобы нас оставили в покое…»

Но вот именно в этом ему категорически отказывал президент Линкольн. Он, собственно, тоже хотел мира и готов был идти на любые уступки в отношении устройства внутренних дел штатов Юга, но признать их уход из Союза он не желал. И в этом с ним было согласно очень значительное большинство граждан штатов Севера.