Бузинин Сергей Владимирович
Шрифт:
— И вообще, — устав корчить рожицы и размахивать руками, безапелляционно заявила Полина, — тебе давно пора бы набраться мужества и, признавшись, что являешься причиной всех наших бед, попросить у меня прощения.
— Чего-о-о? — поперхнувшись от неслыханной наглости, Алексей выронил нож и изумленно захлопал глазами. — На себя-то посмотри! — И, не дожидаясь, пока Полина вновь заведет свою песню, перешел в решительное наступление. — А кто невесть кому половину нашего провианта отдал? Ладно б — продала, а она — за так… У-у-у, блаженная!
Полина попробовала пролепетать что-то о голодающих африканцах, чёрных и белых и о гуманизме, но быстренько стушевалась под гневным пелевинским взглядом и замолкла.
— А карабин свой в речке кто утопил? — продолжал орать Алексей, нависнув над сжавшейся в комочек Полиной, словно знаменитый меч над не менее знаменитым Дамоклом. — Да хрен с ними с ружьём и жратвой! — закырхал он, пытаясь избавиться от забившей глотку пыли. — А фургон? Фургон кто в овраг ухнул, да так, что с концами?
— Я случайно, — тихонько пискнула Полина, с собачьей преданностью заглядывая в глаза разошедшемуся партнеру. — Я ж как лучше хотела, ну, правда, Лёш…
— Угу, — понемногу успокаиваясь, угрюмо буркнул Пелевин, — а получилось как всегда: у нас ни хрена нет и мы в полной… яме.
— А знаете, Алексей, — осознавая, что гневный шквал прошел стороной и вновь можно безбоязненно выступать, ехидно прищурилась Полина, — вы — меркантильный тип! Я ему, — девушка, изображая бурю эмоций, театрально воздела руки вверх и закатила глаза, — о самом лучшем существе на свете, о Фее, говорю, а он… — она преувеличенно расстроенно всхлипнула, — а он нашел время мелочами считаться… Лучше б не в красноречии изощрялся, а придумал, как отсюда выбраться и Фею найти!
— Я не ослышался? — закончив выдалбливать четвертую ступень, Алексей вопросительно изогнул бровь. — Умнейшая, прямо таки гениальная женщина, испрашивает совета у глупого мужика?
— Нужны мне твои советы! — пренебрежительно фыркнула Полина. — Скажи, что делать нужно и свободен. Я дальше без всяких криворуких сама справлюсь.
— Тихо! — вдруг шикнул Пелевин и прислушался к доносившимся снаружи звукам.
Где-то поблизости тихонько потрескивали сучья, слышался отдаленный клекот стай попугаев и перекрик обезьян, в общем — обычный шум обычного буша. Если не считать тихой, еле различимой на общем фоне, скороговорки человеческой речи. Где-то неподалеку, а главное — сверху, переговаривались люди. Трое или четверо, а может, и того больше. Вот только слов было не разобрать. Но само присутствие людей в этих диких местах Алексею предсказуемо не понравилось. Сделав страшные глаза, он приложил палец к губам и покосился на девушку. Но предосторожность была излишней: Полина, видимо, придя к тем же выводам, обмерла. Вот только всё было бесполезно: над краем ямы мелькнула сначала одна тень, потом другая и в ловушку заглянули люди. И если их лица, сокрытые жуткого вида масками, были неразличимы, то покрытые татуировками руки, сжимающие острые на вид копья, были достаточно красноречивы. Вот только ничего хорошего это красноречие не предвещало.
— Лёш, а, Лёш, — пробормотала Полина испуганным шепотом, — а чего делать-то будем?
Девушка окинула нежданных гостей настороженно-испуганным взглядом и на всякий случай вжалась спиной в стену. Бесполезно, но какая-никакая, а иллюзия защищенности есть.
— Чего-чего, — напряженным голосом проворчал Пелевин, аккуратно сдвигая планку предохранителя карабина. — Если они, — Алексей нервно мотнул головой, указывая на чужаков, — возжелают забросать нас камнями и копьями — будем помирать. Не возжелают — будем договариваться. Третьего варианта я чегой-то не вижу.
По-видимому, среди незваных гостей нашелся кто-то решительный или просто объявился некто, обладающий правом распоряжаться. Как бы там ни было, но в монотонное бурчание наверху вплелся чей-то командный рык и мгновение спустя перед самым носом траппера призывно закачался конец веревки.
А теперь чего? — растеряно хлопнув глазами, повторила Полина и аккуратно потеребила охвостье каната. — Полезем?
— Нет, блин горелый, полетим, — коротко огрызнулся Пелевин, лихорадочно размышляя над сложившейся ситуацией. — Ты ж у нас ангел, — и, не обращая внимания на зардевшуюся от неожиданного комплимента девушку, продолжил, — правда, падший. Если и летаешь, то только сверху вниз. Ну а я даже в посмертном бытии вряд ли ангельского чина удостоюсь. Так что коли у нас крыльев нема, — Алексей, поколдовав на канатом, протянул его девушке, — тогда лезь в петлю. Да не на шею же! — траппер вырвал веревку из рук ошалевшей Полины, одним движением продернул канат до талии девушки и затянул на поясе. — Ну и чего замерла? Потяни за веревочку-то, глядишь — они тянут-потянут да и вытянут.
— Ну вытянут, а потом? — шмыгнула носом Полина, судорожно вцепившись в канат. — Потом-то чего?
— Вот выберемся и поглядим, чего потом будет, — флегматично пожал плечами Алексей, и, не дожидаясь, когда же Поля решится, сам дважды дернул за канат.
— Всегда у тебя так — поглядим, — Полина посмотрела на веревку с опаской, а на Пелевина — с откровенным недоверием. — Ой, — взвизгнула она, когда канат, поднимая её со дна ямы, рывками пополз вверх. — Лёша, ты тут того, не засиживайся-я-а-а-а!
Это она хорошо сказала. Можно подумать, что прозябание в грязной яме, особенно, когда на тебя таращится полдюжины весьма недобрых на вид страхолюдин с копьями наперевес, располагает к длительному, а главное комфортному отдыху… Впрочем, отдохнуть в одиночестве Алексею не довелось: грязь от Полиных ботинок и уже знакомый канат рухнули на Пелевина одновременно. Сунув револьвер за пояс под куртку, а второй нож в голенище сапога, траппер закинул карабин за спину, перекрестился и, крепко вцепившись в канат, резво покарабкался наверх. Едва его голова показалась над краем ямы, в плечи траппера вцепились три пары черных рук и одним рывком выволокли Пелевина наружу. Оказавшись на свободе, Алексей тут же повел глазами по сторонам, разыскивая Полину, а увидев ее, с облегчением вздохнул: девчонка сидела, прислонясь спиной к трухлявой акации, неспешно грызла какой-то плод и судя по виду, чувствовала себя превосходно. К удивлению охотника разоружать его никто не стал. Из полутора десятков чернокожих верзил, топтавшихся на поляне, внимание ему уделил лишь один: высокий, иссиня-черный, сплошь покрытый разнообразнейшим татуажем. Единственный, кто щеголял в бумажных штанах, перетянутых широким кожаным поясом с массивной золотой бляхой. Остальные обходились щитами и накидками. После сумбурной, но конструктивной беседы проходившей на уровне: «моя-твоя мало-мало понимай и каи-каи, он здесь!» до Алексея дошло, что освободитель желает представить освобожденных вождям племени. Правда, пару раз в речи татуированного проскакивало что-то вроде «белые сахибы», но траппер посчитал, что неправильно перевел. Откуда тут взяться белым?