— Что тут замешаны по меньшей мере двое.

— Почему?

— Те люди, которые на меня напали.

— А, ну да.

Куинн пропустила мимо ушей скрытый в этом коротком замечании скептицизм и продолжила:

— По крайней мере один из них очень умен и ловок, причем располагает большими возможностями. Им удалось не только исказить CODIS, но и пронюхать про мой визит к отцу, устроив так, чтобы мой автомобиль заглох в самой безлюдной части дороги. Отсюда также напрашивается вывод, что они имеют доступ к стоянке в Квонтико.

— Так, ты думаешь, они агенты ФБР, — заключил Эрик.

Девушка вытащила ручку изо рта и крупными буквами вывела на листе перед собой: «НЕИЗВ». — «Неизвестный».

— Так что мы о нем знаем? МО варьируется от убийства к убийству, что типично для преступника, усовершенствующего свой сценарий, но мы можем со всей вероятностью предположить, что почерк один и тот же…

— Что-то я за тобой не успеваю.

— МО — это «modus operandi», то, как именно преступник совершает свое преступление, всякие скучные подробности. Ну, например, проникает ли он обычно в помещение через окно или через дверь, носит ли перчатки. А «почерк» — это то, что именно он делает. Вот это обычно не очень меняется, потому что он делает то, что его возбуждает, иначе ему никакого смысла совершать преступления нет. В данном конкретном случае он их связывает, насилует и режет ножом, бритвой или чем-то в этом роде.

— Где ты всего этого набралась? Ведь вроде говорила же, что программист.

— Я… ну… прочла.

Эрик чуть заметно нахмурился, но ничего не сказал.

— Думаю, следует предположить, что всю картину в целом мы не видим. Едва ли убийство восемьдесят девятого года было первым.

— Почему ты так решила?

— Лаборатории отдельных штатов только недавно получили финансирование на ДНК-анализ старых дел. Так что на данный момент процесс доведен как раз до восьмидесятых годов. Возможно, тот факт, что первые наши доказательства по ДНК относятся как раз к этому периоду, — это простое совпадение, но я так не думаю. Полагаю, наш тип будет прослеживать, как продвигаются дела в этом направлении.

— При условии, что тогда брались образцы ДНК.

— Верно. Убийство восемьдесят девятого года он пытался скрыть. Если он поступал так же и раньше, если маскировал преступление под несчастный случай или просто скрывал все следы, то в базе данных никаких данных не окажется.

— То есть ты имеешь в виду, что с таким же успехом этот тип мог убить сотни женщин?

Почему-то эта цифра, услышанная от Эрика, вдруг потрясла девушку. Куинн потребовалось несколько секунд на то, чтобы прийти в себя.

— Если взглянуть на первые смерти, видно, что убийца выбирал себе жертвы излюбленного типа. Около двадцати пяти лет, с высшим образованием, физически привлекательные. Должно быть, для него это крайне важно. Он воплощает свои фантазии, а жертва для него вместо актрисы. Наверное, по типу восприятия он визуал.

— Ты вычитала это все в своей книге?

Девушка нервно откашлялась.

— Ну, не то чтобы вычитала… так, проглядела. И не одну книгу, а две.

— Две книги? А-а-а. Ну ладно, в таком случае продолжай, пожалуйста.

— Эй, давай без этих штучек. — В голосе девушки послышался гнев. — Если ты думаешь, что на моем месте справился бы лучше…

Эрик поднял руки вверх:

— Полегче, Куинн. Нет, не думаю. Не думаю, что на твоем месте справился бы лучше.

— Хорошо же. Скорее всего это белый мужчина. Сомневаюсь, чтобы он начал убивать раньше двадцати пяти, так что сейчас ему лет тридцать пять, а может и больше. Надо полагать, он доминирующего типа личности, вероятно, большой эгоцентрик и, когда хочет, умеет быть очень обаятельным. Определенно интеллект выше обычного уровня, наверняка — высшее образование. Скорее всего он хранит от убийств какие-то сувениры, чтобы дома вновь мысленно переживать произошедшее. Это может быть что угодно — фотографии жертв, может, даже видео. Одежда, украшения, части тел — хотя на это в наших данных ничто не указывает. Еще, вероятно, он коллекционирует садомазохистскую порнографию.

Оторвав взгляд от блокнота, она увидела, что Эрик позеленел.

— Эй, ты как, ничего?

— Вполне.

— Ну ладно. За тот временной период, о котором у нас имеются данные, он становился все нетерпеливее и безрассуднее. В восемьдесят девятом он еще берет на себя труд сделать так, чтобы смерть девушки казалась несчастным случаем. Но в девяносто первом уже не делает этого — либо не может, либо не считает нужным утруждаться. Потом, в девяносто втором, ему не дают довести дело до конца. Еще одно указание на то, что он становится небрежен. Возможно, утратил контроль над ситуацией. А может, решил, что, напротив, слишком хорошо ее контролирует и что ему нужен элемент риска.

— Но потом все меняется, — перебил ее Эрик. — Помнишь о «катарсисе», испытанном мной, когда я убил свою подружку?

Куинн поморщилась. Эрик цитировал ее «профиль преступника».

— Думаю, внезапная помеха могла сильно напугать его. Возможно, достаточно сильно, чтобы он резко сменил метод…

— Хотя ты не уверена…

Девушка пожала плечами.

— Три первых преступления были совершены в местах, расположенных в нескольких часах езды друг от друга и, вероятно, недалеко от его дома. Большинство убийц такого сорта предпочитают действовать на знакомой территории, где чувствуют себя уверенно. Может, он решил, что копы подобрались слишком близко, и расширил область действий.